Зоя Рабинович: Любви сейчас мало. Того, что было в избытке в тяжелую годину
96-летняя труженица тыла, в эвакуации приближавшая Победу, считает, что нужно смотреть на жизнь позитивно
Моя встреча с Зоей Александровной, труженицей тыла, награжденной медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны», началась за чаепитием. Мы говорили о своем, о женском, о том, что к лету сотни дам мечтают похудеть. И Зоя Александровна — изящная, в туфельках на каблуках, выглядящая лет на 30 — 40 моложе, тут же, скинув туфельки, продемонстрировала мне комплекс упражнений для того, чтобы быть в форме. И в заключение легко сделала «березку» — из положения лежа на спине, опираясь на лопатки, подняла ноги вертикально. Замерла
Зоя Александровна к балету отношения не имела. Всю жизнь работала на сугубо мужской работе — инженером по автоматизации прокатного стана. То есть занималась процессами выплавки металлов.
Обещала — значит, выйду!
— Главное — движения в упражнениях должны быть плавными, не нужно торопиться! Тогда эффект будет больше. А вообще я йогой занимаюсь, по три ведра холодной воды по утрам на себя выливаю. Хожу в походы небольшие по Ленинградской области, в театры, на выставки. Вот была недавно в музее, увидела снаряды военного времени — и душа замерла. Точно такие снаряды мы выпускали на заводе под Свердловском, в эвакуации.
— Это вы в блокаду были эвакуированы?
— Еще до начала блокады. Расскажу подробно. Мой отец Александр Рабинович был очень известным адвокатом. В частности, защищал в суде Соньку Золотую Ручку (и на том процессе доказал, что Сонька хоть и воровала, но все награбленное отдавала нуждающимся!). Мы жили по тем временам небедно: у нас была большая квартира — с детской, столовой. Но жили, как и многие тогда, в страхе: к кому ночью приедет черный воронок», кто следующий? Я училась в школе №102, и время от времени кто-то из учениц исчезал вместе с родителями. Помню, однажды ночью видим: к дому подъехал автомобиль, мы думали все, за отцом. Оказалось, арестовали соседа = рабочего за анекдот. Он так и сгинул.
До войны я окончила школу, поступила в ЛЭТИ, на факультет электропривода, даже закончила два или три курса. Я в 17 лет замуж вышла. Познакомилась с будущим мужем Петром Ефимовичем на пляже в Сестрорецке (еще школьницей была). Он мне практически сразу сделал предложение. Обещала, что через год отвечу. И он год очень трогательно ухаживал за мной, встречал у дома и провожал в школу. Родители как узнали о предполагаемом замужестве, так на дыбы. Но я, когда год прошел, стояла на своем: «Обещала — значит, выйду», и мы пошли и расписались. Петр Ефимович был горным инженером.
Как объявили о начале войны, мы вместе пошли к нему в институт. Он хотел уйти на фронт. Но в армию его не взяли, сказали, что пошлют с институтом в эвакуацию и что предстоит там работать на оборону. И мы уехали в Свердловск.
Ветеран с годами не утратила ни чувства юмора, ни обаяния.
Ленинградцев встречали очень тепло
— А родители остались в Ленинграде?
— Да. Тогда же никто не предполагал, что все так ужасно будет. И вот судьба: мой брат Яков был в списках эвакуированных. И не поехал, прямо с вокзала вернулся домой (я об этом уже потом узнала). Яков погиб в одну из первых бомбардировок города. Началась тревога: отец с матерью вышли из квартиры, прижались к стенке в парадном. А Яша вместе с другими ребятами спрятались под аркой, в подворотне. И вот взрыв фугасной бомбы: дом — разрушен, отец с матерью — ранены (их отвезли в больницу рядом со Смольным), а брат и другие ребята, прятавшиеся под аркой, погибли. (Теперь-то дом восстановлен, и можно было бы в память о тех ребятах хоть мемориальную доску повесить.)
Вот так наша семья осталась, что называется, без кола без двора. Когда родителей выписали из больницы, их поселили в 6-метровую комнатушку в другом доме. Мама до конца дней не могла оправиться от смерти сына.
Я увидела своих родителей уже в Свердловске, куда их эвакуировали зимой 1941 — 1942 годов. Их вывезли по Дороге жизни. Выглядели они — не передать как. Два скелета, причем у матери при этом были настолько отекшие ноги, что напоминали тумбы, из которых при нажатии текла вода. И оба были завшивлены до крайности. Родителей поселили у разных людей. Мать — у женщины, у которой был маленький ребенок. И она уступила свою кровать моей мамочке! Ленинградцев вообще встречали очень тепло. Помогали чем могли.
— А вы в то время работали на заводе?
— Да. В поселке под Свердловском был тогда уже филиал московского завода «Красный металлист». Сначала взяли чернорабочей. Я должна была смазывать металлические корпуса снарядов. На заводе изготавливали эти корпуса, а начинять их порохом должны были уже на другом заводе. Перед отправкой нужно было обработать эти корпуса — металлические колбы с дыркой густой мазью — тавотом. Никакого помещения под цех не было. Смазывали прямо на улице. А морозы в Свердловске — под 30 градусов. Смазываешь и видишь, как кожа на руках слезает. Потом мне полегче стало: перевели в ОТК. Я должна была замерять снаряды перед укладкой в ящики. Но это уже было в закрытом помещении.
Смены были долгие, тяжелые. И опаздывать на работу было нельзя. 5 минут опоздания — и все,под трибунал. Военное время... Что касается жилищных условий, то поселили нас в комнате: кровать, стулья и больше ничего. Но были и этим довольны: я вообще по жизни привыкла приспосабливаться к любым условиям. Вот сейчас, к слову, живу в комнате коммуналки и довольна. А с едой, конечно, было сложно. У меня потом от недоедания нарывы на голове появились. Особенно когда пошла учиться в институт.
Награды заслужила Зоя Александровна нелегким и благородным трудом.
А кто-то наживался на человеческом горе
— Отец мне четко сказал, что я должна получить высшее образование. И я поступила в Уральский политехнический институт. Жили мы — 58 девчонок — в одном помещении с двухэтажными нарами. И голодали: нам было положено по 400 граммов хлеба и тарелка жидкой баланды. Но я училась хорошо, была лучшей на курсе. А от голода, представляете, как-то на выпускном экзамене все забыла. Память пропала. Стою и молчу. Преподаватель (он меня знал, я у него училась), все понял, сказал, чтобы шла домой, поела, поспала — и тогда на экзамен. Сдала потом на отлично.
А вообще я хочу отметить: взаимовыручка в то время была потрясающая. Я как-то карточки потеряла, так девочки меня подкармливали. А как-то мы с подружками решили хлеб свой, что по карточкам получали, продать и купить на эти деньги картошки на рынке. Продали, а нам вместо денег всучили «куклу» (пачку бумажек, купюра была только сверху). Кто-то тогда наживался на народном горе.
И еще об одном случае расскажу: когда я Уральский институт окончила, послали меня в Ленинград (война еще продолжалась). Денег у меня не было. И раз — в поезде проверка документов, и меня высаживают. Проверяющие решили, что у меня липовый документ. А документ был самый что ни на есть настоящий. Высадили на полустанке. Сижу на скамейке, плачу. И тут какой-то мужчина подсел, спрашивает, что со мной. И покупает мне билет до Ленинграда!
Сейчас вы можете себе представить, что кто-то купит вам билет?
Смогла сделать кое-что полезное для города
— А теперь давайте о смешном. Рассказать, как в сгущенке искупалась?
— Вы серьезно?
— Да. Это когда меня в Ленинград направили после окончания института. Я в цехе как-то должна была проверить щиты, на которых монтировалось оборудование. Нужно было на что-то залезть, чтоб дотянуться. Для этой цели поставили бочку. Встаю — и проваливаюсь в сгущенку. Сгущенка, видимо, была завезена для заводской столовой. Я — маленькая, и той сгущенки мне чуть ли не по шею. Отмывали меня тогда долго. Но ничего, обошлось. Не приписали порчу государственного имущества.
— Вы всю жизнь проработали в металлургии, имеете правительственные награды за изобретения. Но, я смотрю, на стенах вашей комнаты театральные афиши, фотографии, на которых вы — на сцене…
— Это уже когда я стала пенсионеркой, пошла работать в Дом культуры имени Ногина. Я там организовывала выступления, лекции. Кстати, смогла переманить к нам лучших лекторов города.
А знаете, что самое полезное сделала для города? Не в смысле развития тяжелой промышленности, а в общечеловеческом? Я лет двадцать назад добилась разрешения ставить на кладбище при крематории вертикальные памятники. Это когда у меня второй муж, моя единственная большая любовь в жизни, умер и его прах там захоронила. Прихожу зимой на кладбище — и ничего не разобрать. На могилах низенькие плиточки заметены снегом. Люди в горе блуждают по кладбищу, не могут найти захоронения родных. Я занялась этой темой, нашла ответственных за проект. Ко мне отнеслись очень внимательно. Все было сделано.
— Сейчас люди часто жалуются на жизнь, говорят, что все плохо. Как вы оцениваете происходящее?
— Все познается в сравнении. Можно сказать, сейчас мы все живем в райских условиях. Это в войну было тяжело: голод, потеря близких, друзей. Вот это страшно. Да и вообще нужно учиться смотреть на жизнь позитивно. И любить людей. Любви сейчас мало, сострадания к ближнему. Того, что было в избытке в тяжелую для страны годину.
— Куда пойдете на 9 Мая?
— Обязательно перед салютом к зданию Биржи. Там каждый год собираются горожане и поют песни. Ветераны поют вместе с молодежью. Этой замечательной традиции много лет.
