Александр Сокуров: У искусства нет средств выразить страдания людей

27 апреля прошла премьера фильма замечательного режиссера «Читаем «Блокадную книгу» по мотивам произведения Даниила Гранина и Алеся Адамовича. Это была российская премьера: до России картина успела облететь уже множество стран.

27 апреля прошла премьера фильма замечательного режиссера «Читаем «Блокадную книгу» по мотивам произведения Даниила Гранина и Алеся Адамовича.

Это была российская премьера: до России картина успела облететь уже множество стран. В прошлом году на Венецианском кинофестивале фильм получил высокие оценки. Премьерные показы «Блокадной книги» состоялись на кинофестивалях в Голландии, Франции, Великобритании.

Гимназист Лев — сын Алексея Неймышева, которого мы видели в главной роли в сокуровском «Отце и сыне».

Здесь и сейчас

А в петербургском «Джем-холле» перед началом показа я встретил одного из чтецов, актера Леонида Мозгового.

— Я не был на фестивале в Венеции, туда ездил один только Сокуров. Но говорят, что реакция была — потрясающая. Все замерли просто. Такая в этом фильме глубокая простота. Ведь там нет никакого специального приема. Сокуров просил не репетировать заранее — каждый читал в первый раз, не зная, какой кусок ему попадется. Кто-то заплакал. Кто-то из детей читал чуточку заученно, может быть. И в этом тоже есть какая-то подлинность — когда все «здесь и сейчас».

Александр Сокуров объяснил перед показом саму уникальность этой премьеры.

— До этого ленту видели во многих странах мира, — сказал он, — и там была прекрасная реакция. А у нас — только на Кавказе, в Нальчике. Больше нигде. И было важно понять, как воспринимают этот фильм в России. О многом даже сегодня очень трудно говорить вслух — слишком много страшного, запредельного. У искусства нет средств, которые могли бы, не унижая достоинства людей, адекватно выразить их страдания. Цена этой «победы» в кавычках настолько велика, что на самом деле это, конечно, не победа.

Перед самым показом Сокуров попросил подняться вместе с ним на сцену всех тех, кто работал над фильмом. И вышло множество человек, целая толпа — молодых и старых, мужчин и женщин. Они, толпясь, разместились перед экраном, как какая-то скульптурная группа. Стоя среди них, Сокуров продолжил говорить:

— Пройдет еще какое-то время, и сменятся герои. Те, кого мы сегодня проклинаем, могут стать вполне терпимыми персонажами. Вспомните, как называли раньше Наполеона и как его стали воспринимать впоследствии. Будем понимать, что такая перемена может случиться даже с пониманием блокады. Возникновение этой картины здесь, в Петербурге, оказалось не только возможным, но и необходимым. Потому что нам от этого никуда не деться — по крайней мере части жителей нашего города. Мы понимаем, что есть и те, кто постепенно разрушает исторический центр Петербурга, есть те, кто создает нацистские организации, с каждым годом набирающие силу. Те, кто совершает деструктивную деятельность в общественном пространстве. Но будем надеяться, что когда-нибудь разум победит в нашем отечестве и мы сможем спокойно жить, не переживая за будущее страны.

«Главная идея удалась»

Перед началом фильма был еще один важный момент. Главный редактор «Вечернего Петербурга» зачитал несколько строк из блокадного дневника Алексея Белякова — того, который был в тот же день опубликован в нашей газете. Дневник передали в фонд Музея обороны и блокады Ленинграда.

— Нужно, чтобы это осталось в памяти не только семьи Алексея Белякова, но и всего Петербурга — Ленинграда, — сказал главный редактор.

Стемнело в зале, и на экране побежали струйки воды, как вечный питерский дождь, а может — как слезы. В студии «Радио Балтика» сменяли друг друга все эти петербуржцы, известные персонажи — Олег Басилашвили, Борис Аверин, Леонид Мозговой, Иван Краско, Лариса Малеванная — и до этого момента незнакомые нам суворовцы Алексей Викульев, Борис Мошковский и Евгений Анищенко, молодая продавщица Ксения Скачкова, первоклассник Лев Неймышев... Весь фильм проходит на одной интонации, на тихом тембре читающего человека. Несомненно, это не зрелищное кино, весь этот монотонный ропот. Это почти полный отказ автора от своего движения, своей воли, вообще от искусства. Что-то, подобное журчанию той самой воды, бесконечно стекающей по стеклу. Вот так же протекают перед зрителем жизни блокадных ленинградцев.

После показа мне удалось побеседовать с профессором Борисом Авериным.

— Скажите, вы обратили внимание на реакцию зрителей? Как вам кажется, какова она?

— Обычно ведь после премьеры аплодируют. Тут раздалось несколько жидких хлопков, и все. Мне кажется, это и есть самая высокая оценка. Предмет слишком серьезен. Это как если бы на похоронах кто-то произнес речь — и все бы зааплодировали. Сейчас Гранин опубликовал то, что было ранее сокращено цензурой. Даже то, что она вообще вышла в свое время, — это было удивительно. А сейчас это чувство вернул нам великий мастер, впав в бесконечную простоту. Это тот Сокуров, который великий мастер на всякие необычные кадры! Ведь проще было сделать нельзя. И главная идея, я думаю, полностью удалась. Ведь когда человек читает текст — он обязательно меняется. Прекрасные наши актеры — Басилашвили, Краско — читали, конечно, блестяще. Но они читали не как актеры! Они были просто людьми. И это делало текст настолько правдивым. Гранин в книге ставит вопрос: зачем надо об этом знать? А это — как память любого человека о каких-то личных тяжелых и безумно неприятных событиях. И хочется забыть, — но невозможно. Тому, кто смог забыть, — жить, наверное, легче... Не знаю. Посмотрим, как мы будем существовать с этой памятью.

Люди без всего

Ученик гимназии Лев Неймышев, который читал один из первых отрывков, тоже был здесь.

— Как ты себя чувствуешь?

— Когда я впервые увидел свой отрывок, который мне надо было читать, — он вызвал у меня горесть. И сейчас я переживаю. Не понимаю, как люди в то время жили. Без еды, без всего... У меня прабабушка пережила всю блокаду. Ей было 10 лет в начале войны.

— Фильм взволновал. Я все успокоиться не могу, — говорит Зоя Георгиевна Гаврилова, блокадница, награжденная медалью «За оборону Ленинграда». — В феврале 41-го мне исполнилось 16 лет. Так получилось, что отец на фронте, брат был в полярных конвоях. Мамы 2 марта 42-го года не стало, и мы остались с сестрой одни... Трудно снова все это пережить — и не можешь не переживать. В школы нас тоже приглашают рассказывать — и, конечно, тоже волнуешься. Но дети слушают внимательно. А после рассказа всегда задают вопросы...

— Александр Николаевич, — спросил я Сокурова в конце, — что вы чувствовали перед премьерой? Волновались, как примут?

— Что тут уже волноваться, — улыбнулся Сокуров. — Если б можно было что-то изменить, сделать лучше... А сейчас остается только сказать, что дело сделано.

Фото Натальи ЧАЙКИ