Алексей Герман: Я отказался снимать фильм о блокаде в цвете

То, что президентом Санкт-Петербургского международного кинофорума стал Алексей Герман, сразу подняло этот проект над кинематографической суетой. Семидесятилетний мудрец, Алексей Юрьевич — не просто мастер, увенчанный множеством наград и званий, а еще и человек порядочный, совестливый. В войну был ребенком, вернулся в Ленинград после Великой Победы, запомнил разруху, нищету и неистребимое желание народа-победителя жить мирно, счастливо, лучше всех...

То, что президентом Санкт-Петербургского международного кинофорума стал Алексей Герман, сразу подняло этот проект над кинематографической суетой. Семидесятилетний мудрец, Алексей Юрьевич — не просто мастер, увенчанный множеством наград и званий, а еще и человек порядочный, совестливый. В войну был ребенком, вернулся в Ленинград после Великой Победы, запомнил разруху, нищету и неистребимое желание народа-победителя жить мирно, счастливо, лучше всех...

Вот что поведал Алексей Юрьевич обозревателю «Вечёрки».

Здесь кинофорум будет заложен...

— Алексей Юрьевич, вы ведь никогда не метили в кинематографическое начальство, и многие посчитали рискованным ваше согласие возглавить петербургский кинофорум...

— Почему вдруг я стал этим новым делом заниматься? Все дело в том, что в Ленинграде много чего впервые произошло... Я знаю мало европейских городов, где кто-то ткнул бы сапогом: «Здесь будет город заложен» — и вырос бы не уродец, а прекрасный град. Так, может быть, и сейчас мы все вместе «ткнем», и поднимется на брегах Невы прекрасный кинофестиваль...

Мне все это интересно еще и потому, что я помню свои детство и юность. Сколько было разговоров о кино в нашем доме, и не потому, что папа был кинодраматург, а потому что мир тогда был заполнен кино. Вот выходит «Война и мир» Сергея Бондарчука. Кто будет играть князя Андрея — этот вопрос волновал всех. Кто будет играть старого князя, кто станет Пьером Безуховым и как Бондарчук может одновременно снимать картину и играть в ней? Эти темы носились в воздухе, были частью содержания нашей жизни...

Почему же теперь это ушло? Мне кажется, это ушло по неумению правительства нашей страны, когда все подменилось дурным телевидением и, увы, дурным кино (хотя, конечно, исключения были и есть). Но ведь достойное кино не может вовсе уйти, выветриться из Ленинграда, как не могут уйти из Ленинграда книжки, музеи, памятники, потому что все это — необходимые условия существования самого красивого города на земле. Не могут в самом красивом городе на земле ходить глупыми люди, а это неизбежно, если мы заберем у них достойное кино.

«Мне не нравится Тарантино, я воевал против Линча»

— О войне снято немало пронзительных, чистых, искренних картин... Какая для вас самая лучшая?

— Много — замечательных, но я бы назвал «Крылья» (фильм Ларисы Шепитько 1966 года. — Прим. авт.). По мастерству, по всему, а главное, по тому, что навеки в душе остается...

— Могут ли западные кинематографисты снять по-настоящему хороший фильм о войне?

— Когда умер Серджио Леоне (знаменитый итальянский режиссер. — Прим. авт.), мне последовало предложение снять фильм о блокаде. Это меня просватал в Голливуд Андрей Кончаловский. Я получил очень интересное предложение, приехала целая группа, достаточно серьезная. И мне, конечно же, было интересно снять фильм о блокаде: большие американские деньги, иные технические возможности, всемирный прокат и так далее. Но мы не сошлись в одном — я отказался снимать этот фильм в цвете. Я говорил: «Мне не простят ленинградцы лиц розового цвета во время блокады». Я предлагал: «Давайте сделаем так: все вокруг Ленинграда вы снимаете в цвете, а все, что внутри, постараюсь снять я, но не в цвете». Они предлагали какие-то компромиссные варианты с тем или иным цветом, говорили, что нынче есть совершенно иные технологические возможности. Я же стоял на своем, не верил: «Все кончится нормальным цветом, потому что я тоже пожил в Америке немножко, сориентировался...»

Так вот, отвечая на ваш вопрос: мне кажется, что нет, не могут. Они просто не способны на такие мучения, никто. Может быть, способны немцы, но с другой стороны, с другой идеологией, просто со своей силой характера. Это еще идет с тех времен, когда они на Рим нападали... А так — никто не способен.

— А как вы отнеслись к нашумевшему фильму «Бесславные ублюдки» Квентина Тарантино?

— Я не люблю Тарантино. У меня все время ощущение, что он меня обманывает, что он делает для меня и для них. Чтобы им было интересно и мне.

— Извините, «им» — это кому?

— «Им» — это массовому зрителю, который выложит свои деньги за поход в кинотеатр. А я — это интеллигенция, которую он обманет. Когда я был членом жюри Каннского фестиваля, я и против Дэвида Линча воевал как только мог, но ничего не вышло, все голосовали за него. Мне он тоже не нравится...

— А современный молодой человек может снять фильм о блокаде, о второй мировой войне?

— Если талантливый, то все может снять. А если не очень — ничего не может. Толстой мог написать «Войну и мир», потому что был талантлив, а Корнейчук не мог бы написать ничего подобного. И Проханов не может ничего по-настоящему стоящего написать про Афганистан, хотя современник той войны.

— А Никите Михалкову удалось снять достойный фильм о войне?

— Он талантливый человек, Михалков, но просто сейчас он в состоянии творческого кризиса. Я ему честно это написал в газете.

— Говорят, Федор Бондарчук собрался снимать картину «Сталинград» в 3D... Нынче, на волне широкого интереса к этому формату, режиссеры уже бросились снимать картины о войне в трехмерном изображении... Их ждет удача?

— Этого я не знаю. Все может быть. Пригласите талантливых людей, того же Отара Иоселиани, будет фильм хороший. Ни одного плохого фильма у него я не видел.

Блокада — время сильных образов

— Прошло почти семьдесят лет с начала войны, а такое ощущение, что еще не все страницы прочитаны, не все герои помянуты... Тема эта бездонна для кинематографистов?

— Когда я жил в доме на Марсовом поле, то нашего соседа шофера звали Боря. Он получил медаль за то, что сделал такое предложение, чтобы заледенелые трупы (а началась весна, могла начаться эпидемия) вывозили стоя. Потому что если их просто бросать в машину, то в машину вмещается меньше тел, придется делать больше рейсов, а топливо тогда было дороже золота. И вот по всему Ленинграду, по всем нашим бесчисленным дворам вывозили трупы — из подвалов, из квартир, из прачечных, причем вывозили целыми семьями, и вывозили стоя.

Какой-то в этом образ есть! Я не знаю какой, но какой-то очень мощный образ блокадников, которых семьями вывозят стоя, — для меня есть. Для меня важен сам факт этой его идеи, которая изначально была хозяйственной, а превратилась в политический образ. Эти дети, старики, женщины, отправляющиеся в свой последний путь, как памятники самим себе...

— Этот образ с трупами вы уже использовали где-то в кино?

— Я о блокаде кино уже не буду снимать — я уже старый. Я просто вам рассказал.

Беседовал Виктор КАЗАКОВ

Фото автора

Материал о жильцах дома Адамини на Марсовом поле читайте в пятничном номере «ВП».