Азбука петербуржцев

Еду я тут в трамвае с шопинга выходного дня: с двумя багетами вместо пары новых сапог (слишком дороги). Ноги хлюпают в сырости. Вагоны громыхают вдоль иллюминированных корпусов крупной сетевой торговли, народу в субботний вечер под завязку, все с пакетами в логотипах магазинов. Пищат младенцы, неадекватно громко переговариваются меж собой трое низкорослых мужчин в черных шапках по брови — верно, им еще не досталась «Азбука начинающего петербуржца», выпущенная в свет комитетом по культуре городской администрации. Короче, в вагоне галдеж.

— Я уже не понимаю, где нахожусь, — слышу реплику за спиной. — Это восточный базар или ленинградский трамвай?

Святая простота отражается в оконном стекле — в дресс-коде финальных распродаж «% на всё». Вот эту папаху из серо-буро-малинового искусственного меха я видела в той стекляшке за 100 рублей, а эту курточку хаки со стразами в соседней, за 500… Ужас-ужас.
В это время дама поправляет серую шапочку на мальчике лет десяти:

— Сюда значок приколешь, чтоб повеселей, и в понедельник в школу.

— Мам, у нас в таких не ходят. Я говорил: не покупай, не трать деньги.

— Ничего, все равно потеряешь, за пятьдесят-то рублей, — руководит попутчица. — А ботинки домой тихо внесем, тут же шмыг в ванную, под кран, водичкой сполоснешь и под батарею. Будто старые помыл. Папа и не заметит, что они новые.
Далее невольно выслушиваю семейную трагедию попутчиков. За сезон у мальчика скисли уже вторые ботиночки, потому как снег, соль, ни одна нормальная обувь не выдержит, течет по швам, по разъеденной реагентами коже. Но папа мальчика  — финансовый импотент и, соответственно, семейный тиран. Мелочно и скрупулезно контролирует все расходы. Мамаша ежедневно дает ему отчет о всех тратах — получая скандалы за невесть куда девшиеся 10 рублей. Эти ботиночки — от загнанных в скупку сережек.

— Главное, поставь под батарею. Газету постели!

— Мам, заметит, — уныло отвечает сынок. — Наш папа еще тот кадр!

— Не заметит, не спорь! Он вообще ничего не замечает. Я еще перед Новым годом подстриглась, а он меня только вчера спросил: что у тебя с волосами? Вечно критикует, все ему не так, ко всему придирается…

— Мам, выходим.
Выходим вместе — притом двери распахиваются прямиком в мокрый сугроб. Стоя по колено в грязной куче, попутчица безжалостно бросает отпрыску:

— Учти, у тебя есть все шансы стать таким же, как твой отец.

Стоим втроем в сугробе — я в мокрых раскисших сапогах, жертва бессилия городских властей, и две жертвы семейного психологического насилия. Вжимаемся друг в друга, боясь соскользнуть к рельсам. Интересно, на какую букву могли бы отобразить нас в той самой «Азбуке», что для гастарбайтеров? Вероятно, на «У» — униженные и оскорбленные, классический Петербург Достоевского…

Соня Шоколадова