Борис Эйфман: Что-то прогнило в нашем королевстве
Знаменитый хореограф мечтает воспитывать творческих людей с младых ногтей
Айседора Дункан утверждала: «Скольких бед человечество могло бы избежать, если бы люди не делали так много неверных движений!» В мире, созданном петербургским хореографом Борисом Эйфманом, нет неверных движений, каждое — продумано, отточено и выверено.
На языке тела, который никогда не лжет и понятен без перевода, он рассказывает о человеческих драмах и трагедиях.
Во время гастролей его театра на сцене Александринки корреспондент «Вечернего Петербурга» Зинаида Арсеньева встретилась с Борисом Яковлевичем.
Это не критика, а ненависть
— Борис Яковлевич, позвольте поздравить вас с двумя «Золотыми софитами» за балет «Онегин». Насколько важно для вас официальное признание, призы, награды?
— Я совмещаю в себе художника и администратора, директора театра. Это два разных человека, два мироощущения. Если спросить, насколько мне как художнику важен «Софит», могу сказать, что это не главная цель моей жизни. Не ради призов и наград я посвятил себя этой профессии, этому каторжному труду. А для того, чтобы реализовать свой дар, который дан мне Богом.
Но как директор я пекусь о том, чтобы мой театр был полон, чтобы зрители любили нас, чтобы наше искусство было поддержано и народной любовью, и государством. Поэтому высшая театральная премия Петербурга имеет большое значение и для театра, и для моих артистов.
— Готовясь к интервью, я прочитала много статей о ваших спектаклях. Признаюсь, меня очень удивил прямо-таки хамский тон многих рецензий. Складывается впечатление, что некоторые критики вас ненавидят, как будто вы не балеты ставите, а людей в гестапо пытаете...
— Вы правы, что это не критика, это какая-то ненависть. И я не могу ответить на ваш вопрос, потому что я не знаю, чем я ее заслужил. Я живу честной, творческой жизнью, я никого не убил, не обокрал. Я создал театр на пустом месте, ни у кого не забирая ни кресло директора, ни место художественного руководителя. И этот театр завоевал мировое признание, мы успешны и востребованны. Если бы мы не имели мировой успех, мировую критику, у нас не было бы ста спектаклей в год за границей. Ни один театр не гастролирует так много, как наш!
Современный танец — это эстетика отстранения, это своеобразное хореографическое музицирование, свободное движение на музыку — изысканное, изощренное. У меня же — спектакли-драмы, в которых есть яркие личности, бурные страсти. Поэтому на нас ходят, все эти сильные эмоциональные переживания, потрясения необходимы многим современным людям. Часть критиков же просто не готова получать такие эмоции, быть соучастником всех этих драм, страстей человеческих. Я очень отличаюсь от той категории хореографов, которых они признают, но, конечно, это не повод для ненависти.
— Остается только радоваться, что времена изменились и у критиков нет возможности уничтожить неугодного им художника…
— Моему театру 33 года. И я прошел через три страны: пережил время господства советской системы, хаос перестройки и последнее десятилетие живу в новой России. В советское время партийная цензура хотела уничтожить мой театр. И вот тогда критики мне очень помогли своими статьями, опубликованными в центральных газетах. Они меня поддержали, и я им благодарен.
Нужен ли в балете интеллект?
— Художественный руководитель балета Михайловского театра Михаил Мессерер в интервью нашей газете сетовал, что очень сложно найти в России высоких молодых мужчин для сцены, которые были бы при всем своем росте не мощными, а легкими. А вы вот где-то находите…
— Я думаю, что в России не перевелись талантливые, высокие, красивые артисты. Но мы ищем их по всей стране. Идет постоянно большой селекционный отбор.
— Вы не раз говорили, что в Академии балета будете уделять внимание не только физическому совершенствованию будущих артистов, балетному тренингу, но и развитию интеллекта. Звучит здорово, но так ли важен интеллект и образованность для балетного артиста?
— Сегодня важен. Во всяком случае в моем театре. Потому что современная хореография ставит такие задачи, которые невозможно решить одной техникой. На сцене должна быть личность, способная впитать в себя современные технологии, освоить сложнейшую пластику и суметь языком тела выразить эмоцию духа. Одной тренировочной работой этого не достичь, нужна интеллектуальная база, которая может помочь сблизить интересы хореографа и артиста. Потому что сегодня дистанция огромная, а в идеале должно быть соавторство.
Сегодня два ведущих театра страны — Большой и Мариинский — не имеют худруков балета. Уже много лет. О чем это говорит? Видимо, нет сегодня лидеров, людей мыслящих, творчески зрелых, которые могли бы возглавить ведущие труппы страны. Значит, что-то прогнило в нашем королевстве, надо что-то делать, и я думаю, надо начинать с детей — развивать их интеллект, давать им не примитивный взгляд на балет, а художественный.
— Что вы думаете о вторжении современной архитектуры в исторический центр Петербурга?
— Я не очень люблю такие вопросы, потому что не специалист в истории архитектуры. Есть много людей, которые могут высказаться по этому поводу профессионально. Я же могу выразить только свое, сугубо личное мнение. Я живу в нашем замечательном городе, страдаю от всего негативного и радуюсь всему позитивному. Но на мой взгляд, позитива больше. Для меня стакан скорее полон, чем пуст. А недовольных всегда будет масса. Насколько я знаю, наш город бесконечно перестраивался. И сами здания бесконечно перестраивались. Потому говорить, что вот какой-то домик триста лет стоял нетронутым — лукавство. Все в городе трансформировалось, что-то больше, что-то меньше. Вопрос нарушения каких-то регламентов это есть вопрос развития.
Важно еще — ради чего нарушается регламент и как это делается. Ведь если бы никто не решался нарушить регламент, то невозможно было бы создать ничего кардинально нового, не было бы развития, прогресса. Знаю точно, что талантливое нарушение регламента — это развитие, а бездарное — нарушение.
Важно: Правила перепоста материалов
