Чехов и сегодня сидит с нами на одном диване
За сто шесть лет, прошедшие со дня смерти Антона Павловича, о нем и о его феномене было написано так много, что непросто найти неизбитый ракурс, в котором можно вновь рассматривать эту уже мифологизированную личность.
За сто шесть лет, прошедшие со дня смерти Антона Павловича, о нем и о его феномене было написано так много, что непросто найти неизбитый ракурс, в котором можно вновь рассматривать эту уже мифологизированную личность.
Из всех постановок Чехова, вышедших в Петербурге за последние годы, пожалуй, самым современным и неожиданным был спектакль «Дама с собачкой», который поставил на Малой сцене БДТ Анатолий Праудин по пьесе драматурга Натальи Скороход.
Корреспондент «ВП» Виктория Аминова попросила режиссера и драматурга рассказать о том, какой он — Чехов двадцать первого века?
Треплев и Иванов вовремя застрелились
Наталья Скороход, драматург и театральный критик:
— Самое интересное в фигуре Чехова — тот резонанс, который его драматургия, да и беллетристика тоже, вызывает во всем читающем мире. Уже в 1911 году Бернард Шоу писал фантазии в чеховском стиле, в 1919-м его ставили в Италии, да и почти по всей Европе, а после Второй мировой войны четыре пьесы Чехова вырвались за пределы христианской парадигмы, они завоевали весь мир. И если где-то в маленькой африканской стране есть европейский театр, то первая пьеса, которую там ставят, это — «Гамлет», а вторая — «Вишневый сад». Шекспир и Чехов — это два лейбла европейской драматургии, и мы можем гордиться, что второе имя на этом знамени — наше.
Это, конечно, дурной тон — объяснять творчество писателя его биографией. Но если посмотреть на годы жизни Чехова — с 1860-го по1904-й, — то мы увидим, что это был относительно спокойный период в истории России: до этого жить здесь было не слишком хорошо, а после стало совсем плохо. Живя в это более или менее спокойное время, Чехов имел возможность всматриваться в течение будней. И он имел вкус к тому, чтобы поэтизировать эти никому не интересные мелочи и даже в какой-то мере их воспевать. Но если бы был только этот буквальный смысл в его творчестве, то он бы не перелетел в XXI век. Я думаю, это потому, что за всей «поэзией болота» у Чехова стоит нарастающая тревога. И не только от метафизического бытия, которое совершенно загадочно, но и тревога социальная, предчувствие громадного потрясения. Ведь все герои чеховских пьес, кроме Треплева и Иванова, которые вовремя застрелились, дожили до катастрофы 1917 года. И это чувство встречи с тем, что грядет, эта метафизическая и социальная тревога актуальны сейчас. Вот потому-то Чехов и перенесся в наш век и сидит с нами на одном диване.
Драматурги «новой драмы» — детишки рядом с Чеховым
У режиссера Анатолия Праудина свое представление о чеховских темах и о Чехове:
— Чехов женщин не любил, и, как правило, у него все человеческие несчастья происходят из-за женщин. Что они творят с хорошими людьми в его пьесах!
— Но в «Чайке» мужчина — Тригорин — испортил жизнь вполне симпатичной Нине Заречной...
— Ничего он не сотворил с Ниной, она завтра сядет в вагон и поедет себе в Елец играть спектакли, а вот Костя Треплев застрелился, и в этом вся разница.
— Неужели Костя застрелился только от несчастной любви к Нине?
— Конечно, не только из-за Нины. Костя в последней сцене увязал неудовлетворенность творческими процессами и свои проблемы с Ниной. Для него было так: если есть Нина, то все получится, если ее нет, то ничего не будет. Но если бы не Нина, то Треплев спокойно превратился бы в отличного писателя.
— То есть таланту Треплева мешает реализоваться всего лишь любовь к провинциальной девушке?
— А вот это и есть чеховская тема: посредственная артистка может убить гения. Самая заурядная женщина — такая, как Наташа в «Трех сестрах», ничтожество, — уничтожает самых незаурядных мужчин его времени.
— Интересно вы все поворачиваете...
— Я ничего не поворачиваю, так все написано.
— Ну а в «Даме с собачкой»? Они оба были заурядными людьми, пока с ними не случилось что-то незаурядное...
— И они все равно этот незаурядный случай превратили в банальнейшую историю.
— По-моему, у вас в спектакле она превратилась в трагедию неразрешимости...
— Это трагедия заурядности и банальности, трагедия общего места, как серый забор, который не объехать, не обойти. Люди получают шанс, но им многое мешает соединиться, потому что менять свою жизнь не трудно, а страшно. Им, конечно, мешает то, что они несвободны, из семьи уйти — перед людьми неудобно, но главное — это страх перед будущим, неверие в то, что эта история может как-то отличаться от прошлых романов, страшно, что все это окажется тем же самым, от чего сбежишь, но только еще хуже. Один хороший драматург писал: «Нам легче со знакомым злом смириться, чем бегством к незнакомому стремиться».
— Анатолий Аркадьевич, так каков герой Чехова?
— Это абсолютно честный, настоящий герой, который не способен проживать свою жизнь разумно и счастливо. Потому что жизнь — сплошной абсурд, и Чехов действительно абсурдист и «черный» писатель, а вот эти современные драматурги, которые называются «новой драмой», — детишки рядом с ним. Просто Чехов писал без мата.
— Почему Чехов так популярен в XXI веке?
— Потому что Чехов — это и XXII век тоже. Я думаю, что те проблемы, которых он касался, не разрешаются со временем, а только усугубляются и своей кульминации они достигнут еще через сто лет: и поэзия будней, и трагедия будней, и ужас и радость будней. Его герои все время хотели заглянуть в будущее, увидеть, что будет через 200 лет. А прошло еще только сто шесть лет, осталось подождать девяносто четыре года, и тогда мы узнаем тайну Чехова и содержание его пророчеств. А пока мы еще не понимаем его, потому что находимся в чеховском пространстве, мы еще те же самые, и его герои говорят нашим языком. И мне вместе с чеховскими героями ужасно любопытно заглянуть за ту черту, узнать, что же будет...
— То есть вы разделяете точку зрения тех героев, которые считают, что человек через 200 — 300 изменится?
— Не может быть, чтобы через триста лет человек остался тем же.
— Ну а рутина и будни изменятся?
— А их вообще не останется, будет вечный праздник.
— Так вы оптимист?
— Нет, диалектик. Чехов, пожалуй, — единственный российский взрослый писатель. Даже Толстой подростковое сознание не перешагнул, он Евангелие стал переписывать, то есть ему казалось, что он все понял про Бога...
— А что такое, по-вашему, быть взрослым?
— Взрослый — это человек, который ничего не знает, а вот подросток все знает и у него на все вопросы есть ответы, как у Толстого, который даже написал трактат «О жизни». А взрослый как напишет о жизни? Так, как Чехов написал «Даму с собачкой»! Взрослый, конечно, пытается изучить жизнь и понять ее законы, но эти законы неуловимы. Спросите меня, что такое Чехов, и я отвечу — не знаю.
Метки: Искусство Литература Праздники Подмостки
Важно: Правила перепоста материалов