Да еще ведь надо в душу к нам проникнуть и поджечь...
Два месяца назад, 27 декабря прошлого года, ушел из жизни композитор Исаак Шварц. Его музыка прошла через нашу жизнь какой-то особой, светящейся линией — то там, то здесь освещая особые точки пути.
Два месяца назад, 27 декабря прошлого года, ушел из жизни композитор Исаак Шварц.
Его музыка прошла через нашу жизнь какой-то особой, светящейся линией — то там, то здесь освещая особые точки пути. «Белое солнце пустыни». «Сто дней после детства». «Мелодия белой ночи». «Звезда пленительного счастья». Мы взрослели. Новые подрастали — приобщались. Пытались напевать. Спрашивали — кто? Его пронзительная гармония, его высокая печаль — всегда разная, всегда узнаваемая нота, взять которую прямо в твоем сердце умел только он, умел как никто. Теперь мы прямо и без сомнений говорим: он был гений. Даже не слыхавшие его «серьезной», не киношной музыки.
Сегодня мы хотели бы вспомнить о том, каким человеком был Исаак Шварц. Об этом рассказывает радиожурналист Марина ЛАНДА, которой судьба подарила долгие годы дружбы с Исааком Иосифовичем.
Снег, луна и Шостакович…
Как-то раз Исаак Иосифович, рассказывая о своем детстве, вспомнил: «Мы жили тогда в ссылке, в Киргизии, я каждый день ходил на почту (ждали писем от отца). Вот иду однажды оттуда — снег, луна, и вдруг слышу какие-то звуки, чувствую непонятное волнение, оно растет, и я понимаю, что это из «тарелки» на улице звучит музыка! Я остановился и не мог вздохнуть, так потрясла она меня. Это была 5-я симфония Шостаковича. Видишь, я до сих пор не могу сдержать слезы, — cказал он, — хотя прошло 70 лет!..»
Может быть, там, под этим уличным радио, и родился великий композитор Исаак Шварц, способный так чувствовать, так передавать свои чувства. Я не музыковед и, конечно, не буду делать анализа музыкального наследия, я не имела счастья работать с композитором Шварцем в кино или в театре — только как радиожурналист. Но жизнь подарила мне неожиданное счастье многолетнего общения с этим поразительным человеком.
Мы познакомились в доме у директора картины «Звезда пленительного счастья» Натана Печатникова, с семьей которого Исаак Шварц дружил долгие годы. Там, среди многолюдья и шума, мы разговорились, подсели к пианино, и Исаак Иосифович начал наигрывать мелодии, а потом, уже в тишине, вдруг заиграл тему Верещагина, но как-то совсем иначе, не так, как в фильме, — очень пронзительно, будто реквием… Оказалось, он писал эту музыку сразу после смерти своей матери… С этого вечера и завязалась наша дружба, невероятная и непостижимая для меня до сих пор…
«Ява» и спички в знак уважения
Помню первый приезд в Сиверскую — у ворот стоит Исаак Шварц (он всегда встречал гостей), маленький, чем-то похожий на Чаплина, с изумительными сине-зелеными глазами. И дом — простой: 3 комнаты, печка, в главной — рояль и множество фотографий со всеми, кого любил. А во дворе — еще один маленький домик. Там — библиотека, ноты, ноты.. И комната для гостей.
— Вот в этой комнате жил Окуджава, когда приезжал ко мне, — говорит Шварц, деловито показывая на маленькую комнату с узкой кроватью, прикрытой верблюжьим полосатым одеялом,— здесь же спал Акира Куросава, когда мы работали вместе.
— А как вы попали к Куросаве?
— А вот как! Он искал композитора для фильма «Дерсу Узала», долго отсматривал музыкальные фрагменты из фильмов, почти месяц, но все не подходило. Кто-то вспомнил, что недавно сняли фильм «Белое солнце пустыни», и принесли отрывок. Куросава посмотрел и попросил принести весь фильм. Сказал, что это — лучший вестерн, который он видел, очень похвалил режиссера и выразил желание познакомиться с композитором. Первая наша встреча, — улыбнулся Шварц, — происходила в японском посольстве. После нее — обед. В перерыве все закурили, я достал «Яву» и спички, японцы — сигареты «Севенстар» и зажигалки… Через неделю встречаемся снова, после обеда опять закурили, и тут все японцы достают... «Яву» и спички! Представляешь, вот так они выразили свое уважение ко мне!
Сколько историй рассказывал Исаак Иосифович! Гениальный композитор был гениальным рассказчиком — детали, оценки, наблюдения. Особое место в его рассказах занимал его учитель, Дмитрий Шостакович, которого Шварц боготворил и которым восхищался всю жизнь. Позднее я узнала историю о том, как в1948 году студент Изя Шварц отказался выступить на консерваторском комсомольском собрании с обличением Шостаковича, что для него, сына врага народа, было невероятно смелым поступком!
А репетиции Евгения Мравинского, на которые он был допущен и каждый жест и замечание оркестрантам которого запомнил на всю жизнь! Как подробно расспрашивал о каждом концерте Юрия Темирканова, с которым он очень много работал!
Сколько удивительных и талантливых режиссеров прошло через его огромную жизнь — Георгий Товстоногов, Владимир Мотыль, Александр Белинский, Михаил Швейцер, Иван Пырьев, Сергей Соловьев. Как остроумно, точно, образно он о них и многих других рассказывал! И не пресно, а с массой деталей, да пересыпая меткими эпитетами! Ах, как непростительно то, что это не писалось, не снималось тогда и там!
Там — в любимой им Сиверской.
Вдали от тусовок, интриг и прочего
Он решил жить в Сиверской, вдалеке от разговоров, интриг и прочего… А ведь он совсем не был затворником, он был человеком очень общительным, думаю, это было совсем непростое решение! И для кого-то это стало бы забвением, но не для него. Он смог и вдали от тусовок и мелькания оставаться Шварцем. И ничем себя не запятнать. И к нему туда, в Сиверскую, ехали все режиссеры, которые хотели, чтобы музыку писал Он, и только Он, и расстояние им было не помехой. И ехали не только за музыкой! Ехали за живым, молодым взглядом на жизнь! Но, конечно, все это было бы невозможно, если бы не было в его жизни Опоры. Жены. Тони. Она для него была и жена, и мать, и дочь, и хозяйка, и секретарь… Иногда он что-то рассказывал и, забыв, тут же кричал: «Тося, а кто дирижировал то-то там-то?» И Тоня, как будто все это время была рядом, с кухни кричала — тот-то! Между ними была удивительная ниточка, то, что называется — Бог связал!
Как забыть многочисленные встречи, разговоры о литературе (он очень много читал, перечитывал, переосмысливал), о политике (у Исаака Иосифовича всегда была своя точка зрения, которую он страстно и непримиримо отстаивал! Мог накричать, повесить трубку!). Он вообще был человеком очень страстным и относиться к чему-либо с «холодным носом» не умел, даже после 70.
А как, помню, мы спорили и ссорились (страшно сказать!), когда я рассказала ему об идее создания в Музыкальном театре детей, которым я руковожу, спектакля по песням Окуджавы! Он сразу сказал:
— Нет, Окуджава и дети несовместимы!!
Я несколько раз приезжала к нему с DVD, боялась показать запись — у нас совершенно другая трактовка! — потом оставила диск Тоне, чтобы прежде посмотрела она, а потом уж, если самой понравится, поставила Исааку Иосифовичу. Он посмотрел, тут же позвонил и сказал: «Не слушай меня. Я не прав». Он умел признавать свои ошибки — не многие менее молодые и маститые на это способны!.. Вообще он мог увидеть по телевизору выступление, которое ему понравилось, или услышать музыку, которая его тронула, найти телефон, позвонить этому человеку, поблагодарить, выразить свое одобрение! Шел за этим душевным порывом! Не думал — как это он, лауреат, народный артист и т. д., кому-то сам звонит! И в этом тоже проявлялись его искренность и отсутствие позы и пафоса, которые он так не терпел!
«Вы, наверное, к нашему Шварцу?»
Если вы подъезжали на машине и, заблудившись, спрашивали, как проехать в Сиверскую на Пушкинскую улицу, любой встречный тут же спрашивал: «Вы, наверное, к нашему Шварцу?» — и показывал дорогу. Если вы выходили из электрички и оказывались на остановке автобуса или такси, можно было спросить: «Как проехать к Шварцу?» — и любой с радостью объяснял. Сказать, что Исаака Иосифовича там знали и гордились им, — мало… Его любили. Нередко, бывая там, я видела соседей, заходивших что-то рассказать, посоветоваться. Понятно, что его все знали, но удивительно, что он всех знал и про всех все помнил! А с каким артистизмом он рассказывал забавные случаи из своей деревенской жизни!
Прощание с Исааком Шварцем было в сиверском Доме культуры, где каждый год он устраивал творческие встречи. Они приходили всегда, и пришли в этот день. Их было очень много, они шли и шли… Как искренне и просто они говорили, как плакали — ведь 40 лет великий Шварц был для них просто Исааком Иосифовичем — другом, соседом… А над залом звучала его Музыка, делая их слова такими значимыми, высокими… Как это всегда происходило с музыкой Шварца.
Фото Елены ДАНИЛЕВИЧ
Важно: Правила перепоста материалов
