Дворы пахли сырыми дровами, город был рыбным и островным

Ленинградское «дно» середины прошлого века глазами Эдуарда Кочергина

Автобус не смог вместить всех желающих проехать по Петроградской и Васильевскому — местам детства и юности петербургского театрального художника, писателя, лауреата Государственных премий и литературной премии «Национальный бестселлер-2010» Эдуарда Кочергина.
Сын репрессированных родителей и сам совсем ребенком оказавшийся в «детской тюрьме» — спецприемнике НКВД, он забыл польский, на котором говорила с ним мама, и научился «ботать по фене», а потом, пройдя выучку у воров, даже стал затырщиком — проще говоря, помощником карманного вора. Вернувшись в послевоенный Ленинград, Кочергин наблюдал жизнь, как бы мы сейчас сказали, «городского дна» — бедных, калек, нищих, воров, «невских дешевок», инвалидов войны, которые заполняли тогда пивнухи. Этот Ленинград 1947 — 1953 годов стал местом действия книги рассказов Эдуарда Кочергина «Ангелова кукла». У книги есть подзаголовок — «Рассказы рисовального человека» — точный рисунок прошлого, четкое и яркое свидетельство.

И вот по местам этой юности едет наш автобус, и странно смотреть, как интеллигентные дамы записывают в блокнотики адресок и фотографируют дом, где на Съезжинской жила в конце сороковых, как бы мы сейчас сказали, «элитная проститутка» Екатерина Душистая, упоминаемая сразу в нескольких новеллах книги, а в Мытнинском переулке — тихий алкоголик дед Чекушка с предводительницей «промокашек» внучкой Аришкой Порченой — героями рассказа «Ангелова кукла». Кочергин показал и то место у Петропавловки, где юные проститутки-«промокашки» сожгли фетиш своей опозоренной товарки — немецкую куклу, подарок соблазнителя.
…В этих питерских дворах на Съезжин-ской, Мытнинской и других улочках Петро-градской мало что изменилось. Вот мы напротив дома на Съезжинской, где жил Кочергин с мамой Броней, которой посчастливилось вернуться из гулаговских недр. В том же доме жили и «невские дешевки» — девушки определенного поведения. «Замечательные были эти девчонки, все дружили с мамой, — говорит Эдуард Степанович. — Очень мне помогли в тяжелую минуту, когда мама умерла, — они омыли ее, убрали, все сделали». Именно им, этим «падшим» женщинам, пережившим в юности блокаду, потерявшим близких или тянувшим на себе пришедших с войны и оказавшихся никому не нужными искалеченных мужей-алкоголиков, посвящен один из самых пронзительных рассказов книги — «Жизель Ботаническая». Он о том, как эти девушки вырастили дочку погибшей под трамваем товарки, выучили в Вагановке и явились дружно на ее выпускной спектакль в Кировский театр.
…Городские запахи были тогда другими — пахло сырыми дровами, а во дворах во множестве теснились сараи, где они хранились. И еще рыбными запахами пропитан был воздух — Кочергин вспоминает об этом во дворе на Петроградской у дома Шурки — Вечной Каурки и на Васильевском в Тучковом переулке — недалеко отсюда, в одном из домов на 3-й линии, располагалось правление рыбколхоза, а с магазинов-барж, пришвартованных к набережной, продавали рыбу. Город был рыбным тогда, на мясные карточки до отмены их в 1947 году рыбы можно было взять в два раза больше по весу, чем мяса.
«И островным был Ленинград — город ведь наш расположен более чем на ста островах, — говорит Кочергин. — Теперь, с вошедшим в нашу жизнь метрополитеном, этот островной характер города так не ощущается, а тогда это очень чувствовалось».
«В северо-восточной части Васильевского острова, над Съездовской линией и пятью старинными переулками — Тучковом, Волховским, Биржевом, Двинским и Кубанским — возвышается своим серым куполом большой православный храм Святой Екатерины, знаменитый в прежние времена тем, что в нем находилась чудотворная икона покровительницы строителей». На мощном куполе до сих пор стоит ангел, названный местными богомольцами «Ангел Пустые Руки»: в тридцатые годы из его рук выбили крест. Среди верующих считалось, что ежели вернется к ангелу крест, наступят благоденствие и процветание острова, пишет Кочергин в рассказе «Светописец». И вот мы рядом с собором — он в лесах, а ангел стоит во дворе уже с крестом в руках и ждет, когда снимут леса и его вознесут на купол.
Тучков переулок — тут жил дядя Ваня — тот самый фотограф-светописец, герой одноименного рассказа, добрейший одноногий инвалид, вернувшийся в Ленинград и не заставший в живых ни жену, ни дочь и погибший здесь же по доносу злобной соседки…
…Остров Голодай, Железноводская улица, двухэтажный серый домик в сумерках прячется за новостройкой — это тот самый Дом воров из рассказа «Анюта Непорочная». Отсюда четырнадцатилетний Кочергин поехал затырщиком со старым вором на толкучку на Лиговку, чтобы помочь виртуозу-щипачу. Тут он стал свидетелем ночного любовного разговора между марухой чухонкой Анютой и старым вором Степаном Васильевичем. Тут же развернулась драма бегства воров с тризны умершего щипача и ареста Анюты «фараонами». Мы увидели и заросшие берега Смоленки, где в новогодние дни ставили елку для местной детворы, которую неизменно приобретал для детей тот самый Степан Васильевич…

Галина АРТЕМЕНКО, фото автора