Это тоже Чехов — ироничный и беспощадный
В театре «Балтийский дом» состоялась премьера «Чайки» в постановке литовского режиссера Йонаса Вайткуса. Корреспондент «ВП» Виктория Аминова стала одной из первых зрительниц, побывав на прогоне спектакля
Еще не все костюмы были готовы, например, Нина Заречная играла три действия в собственном повседневном наряде; великий актер Юозас Будрайтис, исполнитель роли Сорина, в одной из сцен немного подзабыл текст; а у Аркадиной оторвалась бретелька на платье во время важного эпизода, но, несмотря на все накладки, у зрителей осталось впечатление, что спектакль уже состоялся. Спектакль вообще оставляет сильное впечатление, о нем хочется думать и пересматривать его.
Мы привыкли относиться к чеховским героям бережно и нежно, они видятся нам утонченными, трогательными и авторитетными. А вот литовский режиссер Йонас Вайткус не испытывает нашего национального пиетета и благоговения перед всеми этими Треплевыми, Тригориными и Аркадиными, потому в его «Чайке» они предстали лишенными сентиментального флера, почти карикатурными чудовищами. Никакого «колдовского озера», никакой усадьбы и пескарей, только огромная зала в стиле хай-тек, белый рояль, белая ванна, безголовые манекены и люди, одетые как модели на подиуме. В этом спектакле Аркадина (Наталья Индейкина) — молодящаяся и заигравшаяся примадонна, Треплев (Антон Багров) — нервный великовозрастный трудный подросток, в докторе Дорне (Регимантас Адомайтис) есть что-то бесовское, а модный литератор Тригорин (Леонид Алимов) очень похож на нашего современника — модного литератора Дмитрия Быкова. Вся эта разодетая в пух и перья богемная тусовка играет в модные игры и выясняет отношения, не замечая сперва убийства чайки, а потом и юной Заречной — ангельской девочки со звонким голоском (Дария Михайлова). Спектакль оставляет впечатление стилизованной, красиво обставленной вакханалии, бесовского разгула. Ко всему прочему, по сцене разгуливает франтовато одетый молодой человек с наглой и двусмысленной улыбочкой — это молодой Дорн — ноу-хау литовского режиссера, — именно этот денди становится главным бесом в спектакле, провоцирующим всех персонажей на проявление дурных сторон своей натуры.
«Чайка» Вайткуса действует как удар током: сначала хочется вступиться за любимых чеховских персонажей и завопить «это не Чехов!», но приходится сознаться, что это тоже Чехов: ироничный и беспощадный, безжалостно и честно рисующий людей и нравы периода упадка.
Виктория Аминова
Дождавшись, пока режиссер закончит с актерами «разбор полетов», я остановила Йонаса Вайткуса, чтобы задать вопросы, оставшиеся для меня не проясненными.
— Мне показалось, что Дорн стал у вас ключевой фигурой, а почему в вашем спектакле он раздвоился?
— Потому что он остался молодым в сознании других людей, например, Полины, Аркадиной. Он вечный ловелас, который прошел всех женщин округа.
— По-вашему, именно Дорн — идеолог бездуховности?
— Я думаю, да. Он провокатор, он же видит, что Треплев — графоман, а он его толкает на этот писательский путь, который приводит к гибели. Дорн — искуситель.
— В спектакле интересные костюмы. Они несут какую-то смысловую нагрузку?
— Да, мы с художником пробовали в костюмах обнажить суть героев и одеть по их заслугам. То есть мы не прячем их, одевая в красивые наряды, а наоборот, пытаемся показать, как бы выглядела их сущность, если бы ее можно было увидеть.