Феномен русского купе
При любых модернизациях, при любых, самых судьбоносных изменениях есть у нас одна особенность — мы говорим на русском языке. А язык у нас — один из самых уникальных, мистических, неповторимых. И он действительно делает нас иными.
Это — продолжение рубрики «Порадоваться за Россию».
Сижу в шведском поезде. В соседнем кресле — девушка, которая читает и пишет.
Читает книгу о русской поэзии Серебряного века, о Мандельштаме и что-то записывает в свою тетрадь. Читает и пишет на шведском языке. Она даже не догадывается, что рядом с ней сидит человек, который знает почти всю поэзию Мандельштама наизусть. И не только Мандельштама, но и всех поэтов Серебряного века.
Почему я не открываюсь, почему не затеваю разговор о русской поэзии — ведь впереди шесть часов езды из Стокгольма в Мальмё?!
Звонит ее мобильный телефон. Из телефонного разговора я узнаю, что она студентка Лундского университета и что у нее «горит курсовая работа по русской поэзии».
Но и это я не могу комментировать, ибо «не имел права» слышать ее разговор.
Мне очень хочется разговориться, поделиться разными мыслями о русской и шведской поэзии. Что поделаешь? Такой характер! Но я молчу. Не заговариваю с ней о поэзии, не стремлюсь помочь студентке в ее курсовой. Потому что, согласно неписаному закону, я НЕ ИМЕЛ ПРАВА заглядывать в ее книгу и ее тетрадь! И никак не мог увидеть, что она пишет именно о Мандельштаме. К тому же в ее планы входит именно поработать во время этой шестичасовой поездки. И еще одна важная деталь: серьезно заговорить с человеком в шведском поезде — нарушить неписаный закон, внедриться на его, человека, территорию. У каждого — свой мир. И для нарушения этого мира необходимы очень веские основания. Так и проехали весь путь, не заговорив.
Красиво? Правильно? Логично? Вроде бы да. Но мне почему-то дискомфортно. И вроде бы все понимаю. Всю логику, весь западный менталитет. Всю идею невмешательства.
А тоскливо! Наверное, они правы. Но воспитанный с детства на том, что я называю «феноменом русского купе», поймет меня. Я рассказываю шведам (и не только) о «русском купе» и часто вижу горящие глаза, слышу сожаление о том, что у них в характере этого нет.
Я рассказываю, как четыре незнакомых человека, оказавшись на одни сутки в общем пространстве купе, в течение этого времени создают подобие семейного тепла. Делятся едой, мыслями, могут влюбиться, подружиться. Когда поезд подходит к станции назначения — порой чуть не плачут. Расставаясь, лихорадочно обмениваются адресами, телефонами, приглашают друг друга в гости (знаю об этом не понаслышке).
Можно найти тысячу доказательств того, что это нерационально, необязательно. Можно говорить и о том, что каждый человек планировал провести это время по-своему. А вместо этого был «втянут» в какую-то общину. Можно сказать и о том, что постепенно и в России все изменяется. Ведь часто едут бизнесмены, которые почти все время работают на компьютере или дают указания своим подчиненным по телефону.
И возможно, Россия расстанется со своими традициями «русского купе», как расстанется с особым хлебосольством и легкостью заведения дружеских контактов.
Может быть, и само понятие дружбы заменится понятием партнерства. Но пока это еще не случилось, и я надеюсь, сохранится то, что Пастернак называл «России неповторимые черты».
При любых модернизациях, при любых, самых судьбоносных изменениях есть у нас одна особенность — мы говорим на русском языке. А язык у нас — один из самых уникальных, мистических, неповторимых. И он действительно делает нас иными.
Что я имею в виду и какое отношение имеет русский язык к особенностям нашего характера? Об этом я напишу в следующей статье. До встречи через неделю!
Пятница с Михаилом Казиником
