Игнат Солженицын: Я не хотел бы ничего изменить
Сын знаменитого писателя любит Америку, но считает своей родиной Россию
Сын знаменитого писателя любит Америку, но считает своей родиной Россию
Ряды филармонических кресел сверху действительно похожи на «красные грядки», как писал Мандельштам. Устроившись на знаменитых филармонических хорах (галерке), мы с фотографом наблюдаем за репетицией оркестра. Музыканты одеты не так, как вечером, а буднично — в соответствии с сырой гриппозной погодой. Лица бледны, на многих, как печать, лежит усталость от трудной зимы.
Но музыка, звуки которой словно возносятся наверх, к хорам и великолепным люстрам, светла и фантастически красива. Это Клаус-Мария Вебер, один из самых знаменитых композиторов эпохи романтизма.
«Постарайтесь, чтобы было побольше драматизма!» — мягко, но властно говорит дирижер, обращаясь к одной из скрипок. Это — Игнат Солженицын. Пианист и дирижер, сумевший стать известным сам по себе, а не только как сын всемирно знаменитого русского писателя Александра Солженицына.
В Петербург он приехал на несколько дней, чтобы дать один-единственный концерт в Филармонии «Страсти по романтизму». После репетиции Игнат рассказал корреспонденту «ВП» о том, почему он называет себя «солдатом музыки», о своем отношении к мерам безопасности в международных аэропортах и о том, за что он любит Америку и Россию.
Мы устраиваемся в небольшой гримерке. Крупный, светловолосый и светлоглазый Игнат внешне — настоящий русский. И все же что-то в нем выдает человека нездешнего. Возможно, внутренняя свобода, спокойная уверенность в себе, которая сочетается с глубоким уважением к другим людям, будь это скрипач из филармонического оркестра, нагловатый журналист с телевидения, пресс-секретарь или милая женщина, которая заваривает ему чай.
— Спасибо, а то у меня с утра болит горло, — благодарит ее Игнат. Но выпить чаю ему так и не удается. Отвечая на вопросы, он увлекается и забывает и о чае, и о простуде.
На ампирном диване смирно сидит его 8-летняя дочь Анна, терпеливо ожидая, когда же наконец папа освободится. А чтобы не скучать — рассылает эсэмэски.
Все эти меры безопасности в аэропортах — просто успокоительное шоу
— Анна говорит по-русски?
— Все мои дети говорят по-русски. Если она с вами не говорила, значит, стесняется. Тут спрашивали, как пишется ее отчество. Кто-то сказал Игнатовна. Но мне кажется, это звучит как-то простонародно, правильнее — Игнатиевна.
— Да, было бы странно, если бы Анна Игнатиевна Солженицына не говорила по-русски! Она играет?
— Да, на скрипке и на фортепьяно.
— Вы часто берете ее с собой на гастроли?
— Не могу сказать, что часто, как получается. Сейчас мы просто откровенно прогуливаем школу. Она учится в Нью-Йорке. В Москве — карантин, а в Нью-Йорке нет. Но мы решили, что десять дней она может пропустить (смеется).
— Вы так много гастролируете, наверное, полжизни проводите в самолете. Не утомительно ли? Особенно в связи с усиленными в последнее время мерами безопасности в аэропортах... Все эти бесконечные проверки и обыски, наверное, нервируют?
— Скорее досаждают. С одной стороны, это, пожалуй, нужно. С другой стороны, на Западе есть такое выражение: театр безопасности. То есть разыгрывается определенное шоу — не циничное, нет, успокоительное. Чтобы большинство людей чувствовали — о них думают, об их безопасности заботятся. Хотя, конечно, к борьбе с терроризмом надо подходить не так. В России еще ничего, а в Америке вообще бред. Например, какую-нибудь бабушку, которая летит с внучкой куда-то на отдых, обыскивают так же тщательно, как молодого человека из арабской страны. Хотя ведь всем понятно, что статистически у них абсолютно неравные шансы быть террористами. Это досаждает!
Это труд любви
— Вас часто спрашивают, почему вы, сын писателя, не пошли по стопам своего отца, а вдруг выбрали музыку…
— То, что я не стал писателем, считаю благословением и везением. Меня все время сравнивали бы с отцом. А почему музыка? Не знаю. Я любил музыку с самого раннего возраста. Когда стал заниматься музыкой, то сразу понял, что это мое.
Мстислав Ростропович, с которым отец дружил, сыграл очень большую роль в моей жизни — на всех ее этапах. Без него родители не смогли бы правильно распорядиться моим обучением. Они ведь даже не подозревали у меня способностей к музыке. Ростропович случайно услышал, как я играю, и сказал отцу: «Ему надо заниматься музыкой!»
Свободного времени, правда, не хватает ни на что. Музыкальная жизнь крайне сфокусированная, крайне целеустремленная, а когда уж, как я, совмещаешь две профессии (Игнат выступает и как пианист, и как дирижер. — Прим. авт.), то это очень большая ответственность. Но я не хотел бы ничего изменить. Я не мыслю себя, свою жизнь без музыки. Это тяжелый труд, но это — труд любви.
— Известно, что Шостакович хотел написать оперу на произведение вашего отца «Один день Ивана Денисовича». Этого не случилось. Но не так давно оперу на «Один день» написал Александр Чайковский и поставил Пермский театр. Я видела ее в ноябре у нас в Петербурге. Видели ли эту оперу вы и, если да, понравилась ли она вам?
— Я видел «Ивана Денисовича» в Москве, на «Золотой маске». И мне очень понравилось. Знаете, ведь написать и поставить оперу по такому произведению не просто, совсем не просто. Нужно поломать голову над тем, как это передать, как это показать. Любая опера, любое либретто, грубо говоря, всегда хуже оригинала с точки зрения языка. Взять того же «Отелло» у Верди. Конечно, само либретто не сравнить с величайшей пьесой Шекспира. Но как произведение другого жанра, как опера — это величайшее произведение. А если делать оперу из «Ивана Денисовича», я думаю, что нельзя было сделать лучше, чем написал Чайковский и поставил талантливейший режиссер Георгий Исаакян.
Америка — страна, которая нас приютила
— Известно, что ваш отец так и не смог полюбить Америку… А вы любите?
— Да, я Америку люблю. Я очень высоко ценю (да и не я один, конечно) ее место в истории. Всегда ли она использует свое могущество на добро? Конечно нет. Но если посмотреть историю от Древнего Рима до нынешних дней, то трудно найти другую страну, которая при таком могуществе играла такую в принципе позитивную роль в мире. Потому что чем больше могущество, тем больше соблазнов использовать его во зло. Мне больно, что за годы перестройки путь сближения России и Америки был очень извилистым, трудным. Я понимаю, что Америка много наделала, но, как мне кажется, — случайно! Как такой большой и неуклюжий медведь. И с личной точки зрения — ведь это страна, которая нас приютила. Именно приютила. Просто так, не ставя никаких условий.
— А вы никогда не думали о том, чтобы вернуться в Россию?
— Я об этом думаю все время. Но сейчас, к счастью, вопрос не так актуально стоит. Потому что месяца три в году, четверть своей жизни, я провожу в России. Для меня Россия это и есть родина, это и есть самая главная страна. Меня волнует ее будущее. Посмотрим!
Беседовала Зинаида АРСЕНЬЕВА
Фото Натальи ЧАЙКИ
Игнат Александрович Солженицын (родился 23 сентября 1972 года в Москве) — американский и российский пианист, дирижер, сын писателя Александра Солженицына. Главный дирижер Камерного оркестра Филадельфии (с 1997 года), главный приглашенный дирижер Московского симфонического оркестра.
Игнату было всего полтора года, когда семья Солженицыных отправилась в вынужденное 18-летнее изгнание. Сначала в Европу, затем в Америку.
Первым сильным музыкальным впечатлением в его жизни была Пятая симфония Дмитрия Шостаковича. Он услышал ее на концерте в возрасте 9 лет. После этого он захотел заниматься музыкой серьезно. Начал занятия под руководством Серкина. Обучался игре на фортепиано у Марии Курчо в Лондоне и Гэри Граффмана (Филадельфия).
Концертирует как пианист и дирижер. Живет в Нью-Йорке.
Игнат Александрович Солженицын (родился 23 сентября 1972 года в Москве) — американский и российский пианист, дирижер, сын писателя Александра Солженицына. Главный дирижер Камерного оркестра Филадельфии (с 1997 года), главный приглашенный дирижер Московского симфонического оркестра.
Игнату было всего полтора года, когда семья Солженицыных отправилась в вынужденное 18-летнее изгнание. Сначала в Европу, затем в Америку.
Первым сильным музыкальным впечатлением в его жизни была Пятая симфония Дмитрия Шостаковича. Он услышал ее на концерте в возрасте 9 лет. После этого он захотел заниматься музыкой серьезно. Начал занятия под руководством Серкина. Обучался игре на фортепиано у Марии Курчо в Лондоне и Гэри Граффмана (Филадельфия).
Концертирует как пианист и дирижер. Живет в Нью-Йорке.
