Житель Цхинвала грузин Рамин: Нас сейчас никто не тронет!
Корреспондент «ВП» провел две недели в Южной Осетии. Самое сильное впечатление — разруха.
Если честно, самое сильное впечатление, которое я вывез из Южной Осетии, — разруха. Нет, все понятно, годы геноцида, военные конфликты, войны, последняя из которых уже год не сходит с уст людей во всем мире. Но этот год уже прошел. На восстановление Цхинвала пущены огромные средства, а итог — каркасы разбомбленных домов как стояли, так и стоят. Даже в центре. Наглядный пример — самый шикарный люкс в главной гостинице города, куда поселили нас гостеприимные хозяева, не забыв упомянуть, как они благодарны России за то, что та для них сделала. Кстати, у части жителей Южной Осетии это уже на уровне приветствия: «Да-а-а. Без России мы бы никуда... Без русских мы бы пропали...» Но об этом чуть позже.
Разруха ты, разруха…
Увидев непривычно шикарный гостиничный номер и сильно усомнившись в необходимости здесь селиться, все-таки въехали. И только утром поняли, как ошиблись в оценке.
Люкс оказался сплошной хорошо замаскированной видимостью. Во-первых, это был единственный прилично выглядящий номер, остальные напоминали палаты районной больницы где-нибудь под Урюпинском. Весь евроремонт оказался большой евроиллюзией. Штукатурка с гипрока падала, подвесные потолки еле держались, пол — как море в прибой, мебель рушилась, к чему ни прикоснись. Во-вторых, удобства тоже относительные — горячую воду дает водогрей, правда в раковину идет только кипяток, а в душ — ледяная. В коридорах паркет — как горы Кавказа. А на потолке — ласточкины гнезда со всеми вытекающими от птиц последствиями. С одной стороны, экзотика, с другой...
Думали — война. Но, как оказалось, в таком состоянии центральная гостиница города пребывает уже лет 20. Как и большинство других учреждений и зданий города.
На улицах то же самое. Даже потемкинскую деревню не успели построить. Разве что дом правительства, окруженный огромными дорогими иномарками-членовозами, которые и в Петербурге не часто увидишь, сверкает стеклопакетами. Все остальное вокруг разрушается. Выделяются лишь новые кварталы и здания, построенные или восстановленные после войны другими городами. Правда, Северной столице России тут похвастаться нечем.
Война обнажает язвы
И эта разруха — не только от внешних факторов, она еще и внутри, в голове. Как рассказал корреспонденту «ВП» актер Александр Панкратов-Черный, прибывший в Цхинвал для участия в праздничном концерте, ему хочется ругаться матом: «Фонд Михаила Евдокимова еще в прошлом году прислал строительные материалы от первой балки до последней кафельной плитки на восстановление Детского медицинского центра. Мэрия даже пальцем не пошевелила. Не знаю, где стройматериалы, но клиники точно нет».
Это «арбитражные» конфликты. А есть и люди. Есть брадобрей дядя Володя, который уже 25 лет стрижет и бреет цхинвальцев, каждое утро открывая свою цирюльню на проспекте Сталина. А есть мужчины в хаки (не имею в виду военных) и без, которые сотнями среди бела дня торчат на улицах, время от времени похлопывая друг друга по плечам. Есть 15-летний мальчик, который, оставшись без родителей, своими руками восстановил дом предков и растит братьев. А есть чиновник министерства культуры, который прижал штепсельную вилку к разбитой розетке и греет на весу электрочайник, потому что вилка на контактах просто так не держится. Есть прихожанки храма Пресвятой Богородицы, которые за год своими руками отреставрировали разрушенную войной древнюю церковь. А есть неизвестные лица, которые в охоте за цветными металлами снимают с памятника «Ангел Скорби», поставленного после войны, уже третий бронзовый колокол.
Есть хирург местной больницы, который прошел все местные войны и продолжает оперировать соотечественников за мизерную зарплату и боится «независимости». А есть пьяница Султан, который рассказывает, что во время войны потерял собачку и уже год ищет ее, а потом просит полтинник, потому что трагедия и надо выпить пива. Первые молча трудятся, вторые благодарят Россию. Но снова хочу оговориться, это в Цхинвале все язвы обнажены, а на самом деле такая разруха присутствует почти в каждом российском городе.
Чиновник министерства культуры прижал штепсельную вилку к разбитой розетке и греет на весу электрочайник, потому что вилка на контактах просто так не держится...
Режем баранов — внуку два года!
Здесь, правда, чиновники в силах признать: за годы войны взращивалась лишь ненависть, люди разучились работать. Вместо них, несмотря на провозглашенную безработицу, дома восстанавливают нанятые властями бригады из соседних российских республик.
Тонкий вопрос, который обсуждать сложно и за который редактор по голове не погладит. Поэтому дам слово тем, кто имеет на него право.
Председатель Союза художников РЮО Тамерлан Цховребов: «Знаете, как мы про себя говорим? Займи денег, но не отдавай, а сделай так, чтобы кредитор был тебе благодарен. У нас уже 20 лет война. Многие отвыкли работать. А многие просто не хотят. Помните Россию начала девяностых? Экономика в разрухе. Я знаю, многие голодали. У нас никогда голода не было. Война не война, инфляция не инфляция — мясо, хлеб и вино у нас были всегда. В магазине могло не быть сахара, дома стояло варенье. Могло не быть чая, были травы. И мы знаем, что так будет, несмотря ни на что».
В этом корреспондент «ВП» убедился, когда его возили осматривать окрестности. На склонах гор вокруг Цхинвала в это время года уже высохшие луга, на вершинах холмов — живописные оазисы, тенистые уголки под сенью вековых деревьев. В каждом таком месте стоят столы. Просто так, на всякий случай. Не на земле же в праздник сидеть, если на природу удалось выехать. И в одном таком месте нас и пригласили за стол. Отказаться было нереально. Ведь пожилой цхинвалец Таймураз отмечал двухлетие внука.
Шкуры двух зарезанных баранов уже висели на ветвях деревьев. Группа мужчин неподалеку готовила мясо. Специально заказанный автобус подвез женщин, которые выгрузили из машины вино и знаменитые осетинские пироги. Пока они накрывали на стол, тот же автобус в несколько заходов подвез и гостей. За длинным столом собралось около сотни человек, старейшины произносили тосты, которые у осетин — молитвы. Вино текло рекой до самого вечера.
Кударцы кударцам рознь
Что касается Бога, то быт осетина неразрывно с ним связан. Вера интегрирована даже в язык. Их утреннее «здравствуйте» на русский переводится как пожелание другу, чтобы все святые благословили для него этот день. За столом они молятся, как молятся в храме. И многие другие повседневные слова вроде нашего «спасибо» являют собой молитву. И по большей части осетины — добрый и трудолюбивый народ. Но, как я уже говорил, война обнажает язвы эпохи.
Когда мы ехали в Южную Осетию, то по пути рассказывали всем, что мы — журналисты Балтийской медиа-группы, везем подарки в Цхинвал — детскому дому и художественной галерее. Жители Северной Осетии, в основном из Владикавказа, лаконично отвечали на это: «Хорошо». И все. Попытки выжать из них что-то большее ни к чему не приводили.
Уже уехав из Южной Осетии, разговорился с жителем Северной Осетии Игорем, который на мое недоумение заметил: «А что ты удивляешься? Эти беженцы-кударцы (южноосетинская этническая группа. — Авт.) нас во Владикавказе уже замучили. Нет, я понимаю, когда из разрушенного дома бежит овдовевшая женщина с девятью детьми. Их мы примем и обогреем. Но бегут-то девяносто процентов здоровые мужики. Причем бегут уже несколько лет и очень... удобно. Они прописываются во Владикавказе и сохраняют регистрацию в Цхинвале. И там, и там — дом, и там, и там они получают послевоенные пенсии и пособия. Ладно, бежали бы и бежали. Мы их селили в пионерские лагеря, в санатории. А когда они устраивались в городе, то оставляли после себя голые стены — вывозили дверные и оконные коробки, спиливали и увозили батареи. Некоторые лагеря после них надо строить заново. Сейчас во Владикавказе все таксисты — они, все маршруточники — они, на рынках торгуют тоже они. Я долгое время работал водителем, развозил гуманитарную помощь. Помню настоящие скандалы на раздаче. Дают рис. «Нет, мне рис не нужен, дайте мне гречу!» Женщин на раздаче даже охраняли военные, потому что часто беженцы пытались силой взять то, что им нужно. А вещи, тоннами привозившиеся со всей России? Ими еще потом долго на базарах торговали. Так что кударцы кударцам рознь. Во Владикавказе уважают тех, кто остался в Цхинвале и восстанавливает свой город, и всегда готовы им помочь. Но беженцев, которые не идут работать руками, а будут торговать на базаре, водить маршрутки и такси, не любят».
«Во Владикавказе уважают тех, кто остался в Цхинвале и восстанавливает свой город, и всегда готовы им помочь. Но беженцев, которые не идут работать руками, а будут торговать на базаре, водить маршрутки и такси, не любят!»
Пора быть миру
Когда я узнал о войне в Цхинвале все, что можно было узнать о ней из Петербурга, меня волновал один вопрос. Я верил, что геноцидом могут заниматься военные, что им могут заниматься наймиты, но я не мог поверить, что этим могли заниматься жители соседней деревни. А ведь так и было в тех местах, где грузинские села находились рядом с осетинскими поселениями. И жители последних восприняли как кровную обиду, когда я задавал им этот вопрос. Ответить согласились не многие. Пусть говорят те, кто все-таки находил слова для журналиста.
Художник из Цхинвала Ацамаз Харебов: «Конечно, с тобой на эту тему никто разговаривать не будет. И тебе еще повезло, что ты гость из Петербурга. Нам сейчас говорят: мы сожгли 7 грузинских деревень, стоявших на пути в Цхинвал. Всего семь. Потому что грузины сожгли 117 наших сел, почти разрушили город и поубивали много людей. Почти в каждой семье траур. А жители этих семи деревень долгие годы еще до войны не давали нам покоя. Перекрывали единственную дорогу, отключали идущие вдоль нее линии электропередачи, воду, которая также шла через их поселения, оставляли город без света и тепла. Они останавливали машины, грабили их, захватывали, истязали и убивали осетин. И это были не, как ты говоришь, военные или наймиты, а обычные люди. Поэтому тебе повезло, что на тебя только обижаются. Конечно, мы сожгли эти деревни. Но мы сожгли их пустыми, когда оттуда, кстати за несколько дней до войны, все грузины ушли».
Настоятель храма Пресвятой Богородицы епископ Георгий Аланский: «Грузины принесли нам столько бед, что осетины уже никогда не смогут это забыть. Нет, они не будут выжигать им глаза или прокалывать раскаленными спицами разные части тела, как делали те, но они никогда не будут иметь с ними ничего общего. Даже мои прихожане замыкаются, когда я пытаюсь говорить с ними на эту тему».
Житель Цхинвала грузин Рамин: «Могу понять твое недоумение. Я сам бы не поверил. Тем более что так поступали мои соотечественники. Но заверяю тебя, все это правда, и все это — результат пропаганды, которая велась десятилетиями. Их уверяли, что осетины отняли у них все и что без них Грузия процветала бы. Я грузин, родившийся в Цхинвале. Мой отец родился в Цхинвале. И честное слово, когда началась война, я хотел уйти, но отец мне сказал: «Мы остаемся в доме предков». Я тогда боялся и грузин, и осетин. Пока в самом начале войны в мой дом не пришел мой друг осетин с ручным пулеметом в руках и не сказал: «Я буду тебя защищать от всех!» Таких семей, как моя, в Цхинвале около 30. И никто их пальцем сейчас не тронет, потому что мы тоже пережили эту страшную войну. И нас бомбили так же, как и весь город».
Миротворец из Петербурга капитан разведроты Игорь Сидоров (военнослужащий попросил изменить его имя): «Грузины до сих пор хулиганят в Лениногорском районе Южной Осетии (там в селах издревле бок о бок вместе жили грузины и осетины. — Авт.). Это на границе с Грузией. Везде мирно, а там постреливают — банды совершают набеги на села. Нам иногда приходится туда ездить. И когда едешь по проселочным дорогам на бэтээре среди ночи, страшно становится. Но днем там мирно. После войны почти все грузины оттуда ушли. Или их выгнали. А сейчас они возвращаются. Только тех, кто возвращается, проверяют — не был ли замешан в военных действиях, в разбойных нападениях. Там ведь почти все родственники и все обо всех все знают. Но вообще служба в Абхазии (я там два года находился) и в Южной Осетии мне много дала. Как человеку и как... Я историк по образованию. В Санкт-Петербургском государственном университете кандидатскую защищаю. И сейчас думаю: карьеру военного дальше делать или домой возвращаться? Если честно, надоела война, как и всем здесь. Пора быть миру».
Михаил ТЕЛЕХОВ, наш спецкор (Петербург — Цхинвал — Владикавказ — Петербург), фото автора
