Леонид Мозговой: Уверен, что искусством можно воспитывать

17 апреля талантливый петербургский артист отмечает 70-летний юбилей

17 апреля талантливый петербургский артист отмечает 70-летний юбилей

Несколько лет назад на фестивале в Нью-Йорке Мозгового представили на афишах как Адольфа Ильича Чехова. Мастер перевоплощений, он сыграл в фильмах Сокурова и Чехова, и Ленина, и Гитлера.
В новом фильме Александра Сокурова «Фауст» Мозговой сыграл три роли, причем одна из них — женская! А накануне юбилея уехал в Архангельск на съемки фильма «Распутин», главную роль в котором играет Жерар Депардье. Корреспондент «Вечёрки» успела встретиться с любимым артистом петербуржцев, чтобы поздравить его от имени читателей и поговорить об искусстве, которому он служит всю жизнь.

Сомнения преследуют меня всю жизнь

— Когда режиссер Сокуров впервые позвал вас сниматься у него, Леонид Павлович?..

— Ровно двадцать лет назад. В 1991 году Сокуров предложил мне роль Чехова в фильме «Камень». И это был переломный момент в моей судьбе. Сокуров открыл меня как серьезного драматического киноартиста, он обнаружил во мне пластичность и гибкость, о которых я даже не подозревал. После Чехова я же, как известно, сыграл у Сокурова и Гитлера, и Ленина... Ходил по красной дорожке в Канне...

— Но неужели вы, прилежный ученик знаменитого Бориса Зона, сомневались в своих способностях к перевоплощению?

— Сомнения меня преследуют всю жизнь. Во мне сидит некая провинциальность, возможно, из-за того, что родился я в Туле, в семье военного, не вращался в артистической среде, отец мне говорил: «Твой дед боялся тележного скрипу, а ты — в артисты!» Я потом, кстати, раскопал, что в деревне Лосево под Воронежем, откуда родом мой дед, почти все Мозговые.

— Как же вам удалось преодолеть сомнения насчет выбора профессии?

— Очень не сразу. Хотя я ужасно любил выступать с детского сада и в театральный кружок ходил, но, получив аттестат зрелости, поступил в летное училище в Актюбинске. И больше всего времени посвящал там художественной самодеятельности. В конце концов инструктор сказал: «Как ты любишь свою сцену, так надо любить самолет». На первом же курсе я был отчислен с редкой формулировкой «в связи с нежеланием учиться». Поехал в Москву, подал документы во ВГИК. И провалился. На следующее лето — опять неудачная попытка со ВГИКом. Вот тут уже наступило время серьезных сомнений, да и папа сказал: «Хватит дурака валять, поступай-ка ты в технический вуз». В филиале МИФИ я проучился три месяца. Опять пел, читал, играл в самодеятельности в спектакле «Коварство и любовь»... Ну а потом судьба повернулась ко мне лицом — в Ленинграде я поступил в Театральный институт на курс к потрясающему педагогу Борису Зону. По мастерству у меня была тройка. А помог мне преодолеть внутреннюю скованность этюд на придуманную мной же тему «Полет на воображаемом самолете».

— Значит, училище-то пригодилось!

— Точно. Зон тогда сказал: «Вот пример настоящей сценической правды. Надо играть то, что ты хорошо знаешь». Зон был последовательным учеником Станиславского, он, руководитель нового ТЮЗа, исправно каждую пятницу садился в «Красную стрелу» и ехал в Москву к нему на занятия. У Зона учились многие будущие звезды — Зина Шарко, Алиса Фрейндлих, Эммануил Виторган, Лев Додин, Людмила Тенякова, Ольга Антонова, Виктор Костецкий. Кстати, в этом году я как раз отмечаю еще одну дату — 50 лет со времени поступления в ЛГИТМиК.

Верю в предначертания судьбы

— Вы верите в счастливые числа?

— Нет, этому я не придаю значения, хотя совпадений множество. Я больше верю в некую предначертанность судьбы. Разве мне не повезло в итоге, что я дважды не поступил во ВГИК? Это стоило того, чтобы попасть именно к Зону. И потом, думаю, я не зря проходил весь этот путь, прежде чем меня заметил и оценил Сокуров. Не даром прошли пять лет в Театре Музкомедии, где я обязан был, по меткому выражению Николая Акимова, «интеллектуально умирать». Но я там научился легкости, радостному существованию на сцене и не умер, а ушел в Ленконцерт, в филармонический отдел, где занимался чтецким искусством. В моем арсенале оказались Пушкин, Есенин, Блок, Некрасов, пел на стихи Галича, Окуджавы, начал ставить моноспектакли — открыл для себя и зрителя «Черного монаха» Чехова, которого до сих пор вожу на фестивали в Таганрог, потом «Лолиту» Набокова, которая вышла у меня, по отзывам критиков, удивительно целомудренной. В Классическом театре стал играть в моноспектакле «Смешной» по рассказу Достоевского «Сон смешного человека». В конце апреля состоится юбилейный, 900-й показ. А премьера его — вот вправду мистика с числами — состоялась 17 апреля 1995 года, как раз в день моего рождения. Играем мы его на «Горьковской», в Мансарде художников, это намоленное место... Я долго зазывал Сокурова на спектакль, он все не шел, говорил, что не очень понимает театр. Потом все-таки пришел. А через полгода предложил мне роль в кино. Сокуров почти никогда не занимает артистов по второму разу. Так вот я думаю, если бы я стоял на месте, не шел дальше, вряд ли продолжилось бы наше творческое общение.

Чтобы играть Гитлера, надо идти от себя, только как можно дальше

— Какую роль он тогда вам предложил?

— Гитлера! Это было очень неожиданно. Но, прочитав сценарий Юрия Арабова, я понял, что это очень интересный взгляд на фюрера, там есть что играть — смешной и нелепый, несчастный, закомплексованный и по-своему лиричный персонаж. И я смогу его сыграть — надо будет идти от себя, только как можно дальше.

— А к своему следующему персонажу — Ленину — вы как относились? Многие обвиняли Сокурова в издевательстве над вождем.

— Я сочувствовал своему герою. Ленин же был болен — у него была циклотимия, это не шизофрения, но все же очень серьезное психическое расстройство. Он мог несколько месяцев быть спокоен, выдержан, а потом начинались такие приступы гнева, раздражительности, его ор стоял далеко за Кремлевской стеной, и следом наступали долгие недели жуткой депрессии. Помню забавный эпизод — мы снимали в Горках, я выхожу из дома с моей партнершей Марией Кузнецовой (Крупская) загримированный, с лысой головой, приклеенной бородой — а тут делегация китайцев. Они просто обмерли и застыли в почтении — оживший Ленин!

— На какие жертвы вы готовы идти, чтобы сниматься у Сокурова?

— Абсолютно на все. Чтобы сыграть Чехова в «Камне», мне пришлось похудеть на 13 килограммов, лежать в холодной ванне в нетопленом ялтинском доме, я то и дело простывал. Когда играл Ленина, выдерживал многочасовые приготовления к съемкам — наложение грима было очень утомительным, мне увеличивали голову за счет монтюра — это такая шапочка. При этом я сам настоял, чтобы мне подобрали линзы, убедил Сокурова, что у кареглазых взгляд другой.

В «Фаусте» сыграл и женскую роль

— Расскажите о «Фаусте».

— В новом фильме «Фауст» я сыграл три роли, одну из них женскую — представляете, сколько надо было выдерживать приготовлений. Артистам надо было держать аскезу — время-то средневековое, мы должны были обходиться без мобильников, компьютеров, телевизора.

— А на какие съемки сейчас собираетесь?

— Сокуров так поднял мою актерскую планку, что это родило иммунитет против участия в дешевых сериалах. Нет, я играл в сериале про молодого Исаева-Штирлица и в многосерийном фильме «Дорогой мой человек» по Герману, но это все-таки можно причислить к настоящему кино. Сейчас еду в Архангельск, снимаюсь в картине французского режиссера Жозе Дайан «Распутин», где главную роль играет Жерар Депардье. А у меня маленькая роль — монаха.

Счастлив, что в 70 лет кому-то нужен

— Леонид Павлович, вы счастливый человек?

— Конечно. Не то что я как-то легкомысленно счастливый. Бывает непросто, и много лишений пережил, и смерть первой жены перенес, и потом после развода со второй женой четыре года жил в Мансарде художников, потому что жить было негде. Но думаю, все это было нужно мне еще и для того, чтобы состояться как актеру... Я счастлив, что в 70 лет кому-то нужен, рад, что у меня трое детей. Младшие далеко — в Германии, но я рад, что у них там все хорошо сложилось, там растет моя внучка, которой сейчас четыре месяца. А мой старший внук — в Питере, хочет стать артистом, иногда спрашивает у меня совета и даже что-то видел из моих кино- и театральных работ.

— И все же что-то в жизни вас удручает? Что-то вы хотели бы исправить?

— Расстраивают агрессия в обществе, невежество, то, что молодые мало стали читать. Я абсолютно уверен, что искусством можно воспитывать — вкус, нравственные понятия, духовность. Но идти куда-то на баррикады и за что-то бороться я не собираюсь — мне остается только делать свое дело, совершенствовать себя. Наверное, это главная моя задача.