Марат по г-ну Фрейду

«Мой бедный Марат» Алексея Арбузова, в 60 — 70-е годы триумфально прошедший по всем сценам, — одна из самых любопытных пьес советской эпохи. Военно-социальный антураж надежно защищал не просто деликатную историю «любви на троих», но и сам текст с фрейдистским подтекстом.

«Мой бедный Марат» Алексея Арбузова, в 60 — 70-е годы триумфально прошедший по всем сценам, — одна из самых любопытных пьес советской эпохи. Военно-социальный антураж надежно защищал не просто деликатную историю «любви на троих», но и сам текст с фрейдистским подтекстом. А лучшие актеры страны любовно выписывали изощренные психологические портреты своих героев и плели тонкое кружево их отношений. Неудивительно, что сейчас пьеса возвращается в театр. Пускай и по «датскому» поводу — к 65-летию Победы.

Андрей Прикотенко — не из тех режиссеров, кто вяжет петельки-крючочки. Напротив, он проводит над пьесами изобретательные процедуры кройки и шитья. Взять хотя бы соединение в одном спектакле трех разных пьес Василия Сигарева в «Балтдоме» («Лерка») или Чехова в Ленсовета («Водевиль»). Арбузов в «Приюте комедианта» остался цел, но режиссура Прикотенко привычно размашиста и гиперактивна.

Композиция пьесы — трехчастная. В первой части, действие которой происходит зимой 1942-го в блокадном Ленинграде, мы знакомимся с героями — подростками Ликой, Маратом и Леонидиком. Во второй — встречаемся с ними, прошедшими через войну, весной 1946-го. Полудетское трио превращается в болезненный треугольник, и Марат покидает «поле боя», оставляя любящую его Лику Леонидику. Последняя встреча происходит уже на исходе 50-х, когда состоявшиеся герои понимают, что сделанный ими выбор был ошибочным. Не правы были все — и Лика, выбравшая, как ей казалось, более нуждающегося в ней Леонидика, и Леонидик, цепляющийся за Лику, и Марат, поступивший согласно кодексу настоящего мужчины. И даже в «правильном» финале (Лика остается с Маратом, Леонидик уходит) Арбузов был диалектичен, оставляя открытым вопрос: а имеем ли мы право на работу над ошибками, когда за спиной поломанная человеческая судьба?

Прикотенко привел в «Приют» свою команду, с которой уже работал в «Лерке», — Ульяну Фомичеву, Александра Кудренко и Антона Багрова. Сделал подтексты — текстами, выпятил фрейдизм напоказ. Например, если подростки — значит, гиперсексуальные. И вот Марат — мачо с замашками супергероя — то и дело норовит прихватить свою подругу то за грудь, то за бедро, приговаривая «расслабься» (так и хочется добавить — «крошка»). Лика — c ее размашистыми жестами и крестьянской фактурой — местами просто какая-то «родина-мать». А Леонидик и вовсе превратился в хнычущего инфантила со странно взрослым лицом под красной детской шапкой. Замашки Лики и Марата — тоже детсадовские. 16 — 17-летние «дети» лупцуют друг друга подушками и говорят с пионерским энтузиазмом. Блокада у режиссера и вовсе понарошечная. Фанерные стены шатаются, а «дети» поедают присланную мамой банку тушенки с таким веселым азартом, будто в буфете у них еще три.

Несмотря на мощные обновления реквизита, время в спектакле кажется застывшим. Кого в этой истории любит Лика, одинаково щедро раздающая тычки и объятия обоим партнерам, — непонятно вплоть до третьего действия, когда — вот сюрприз — Прикотенко дает музыкальную подсказку в виде Высоцкого с «Деревянными костюмами». Правда, нет уверенности и в том, что Лика, поставившая на преданного Леонидика, так уж ошиблась. Ведь их супружеская жизнь показана не как подспудная трагедия, а как мирная семейная рутина. А чего еще ожидать, когда люди уже 13 лет вместе? Вторжение Марата, ряженного матерым мостостроителем с Крайнего Севера, собирающего морщины гармошкой и сурово супящего бровь, и его максималистская проповедь выглядят неорганичными.

Режиссеру все слишком понятно в этой истории: кто здесь альфа-, кто бета-самец и какова роль женщины, вынужденной нянчиться с двумя одинаково незрелыми партнерами. Понятно и то, почему у него в финале Лика остается одна: «дети» рано или поздно взрослеют и бросают свою «мать». Но все это значительно хуже того, что могли дать и пьеса, и актеры. Особенно заметно это в случае Александра Кудренко (Леонидик) — уверенно выходящего в харизматические лидеры петербургской сцены. Ему легко дается и странноватый мальчик-урод из первой части, и маска шута, скрывающего боль, — из второй, и подспудное ощущение обреченности — в третьей. Роль мастерски сработана и в деталях — взять хотя бы то, как Леонидик ловким, почти акробатическим движением футболиста, отбирающего мяч у противника, «закидывает» в себя водку — в обход супруги.

Но актерам развернуться негде, потому как режиссер дает настрой на карикатуру и предпочитает играть с героическими социокультурными стереотипами, не доверяя ни автору, ни эпохе, ни исполнителям. Что относительно пьесы Арбузова — не вполне по адресу.

Татьяна ДЖУРОВА

Фото Натальи ЧАЙКИ