Газета выходит с октября 1917 года Saturday 27 апреля 2024

Марк Тайманов: Мой девиз — быть счастливым сегодня!

Знаменитый шахматист и музыкант считает, что своими успехами обязан… слабости характера

Знаменитый шахматист и музыкант считает, что своими успехами обязан… слабости характера

 

 

 

 

 

 

На днях свой юбилей отметил Марк Тайманов. Международный гроссмейстер, заслуженный мастер спорта СССР, неоднократный чемпион СССР и Европы по шахматам, победитель Шахматной олимпиады. А еще — выдающийся пианист, диск с записями его фортепианного дуэта с Любовью Брук включен в выпущенную фирмами «Филипс» и «Стейнвей» антологию «Великие пианисты XX века».
Корреспонденты «Вечернего Петербурга» встретились с юбиляром у него дома.
Мы пришли чуть раньше назначенного срока и ожидали Марка Евгеньевича во дворе. И глядя, как лихо он подкатил на своем «додже», как вышел из него и легкой походкой пошел через заснеженный двор, не верилось, что в графе «дата рождения» в паспорте у Марка Тайманова стоит «7 февраля 1926 года»!

Главный секрет долголетия

— Марк Евгеньевич, те, кто не знает вашего возраста по паспорту, сколько вам лет дают?

— Не знаю. Честно говоря, ни у кого не спрашивал. Сколько бы вы дали?

— Сказал бы, что вы «пенсионер-
дебютант». Кроме паспортного, есть понятие биологического возраста. Вы можете сказать, на сколько лет себя ощущаете?

— Отвечу так — я себя ощущаю счастливым молодым отцом. Шесть с половиной лет назад у меня родились близнецы, Маша и Дима. Я впервые отцовство пережил 60 с лишним лет назад. Но тогда было много факторов, отвлекавших меня от первенца Игоря — поездки, выступления. А вот появление Машеньки и Димочки — оно совершенно изменило мое мировоззрение и мое восприятие жизни, потому что они принесли совершенно новые ощущения отцовства уже в немолодом возрасте.

— А еще — молодая супруга…

— Да. Надя на 35 лет меня моложе. Я с ней познакомился в гостях у моего друга профессора-отоларинголога. Надя была его пациенткой. Я ее увидел — и понял, что это моя судьба. Любовь с первого взгляда.

— Скажите, рождение близнецов было радостной неожиданностью или же спланированным действом, так сказать, сильным ходом в партии, которая получает приз за красоту?

— Ну, как сказать? Конечно, мы мечтали об этом событии, и судьба была к нам благосклонна. Кстати, сын и внучка восприняли мое отцовство с радостью.

Слабость характера как средство от предательства

— Возможно, еще один секрет вашего долголетия, вашей молодости в том, что вы прожили две полноценные жизни — и шахматиста, и музыканта?

— Конечно, я уверен, что шахматы и музыка — это очень счастливое сочетание и для ума, и для сердца. И вместе с тем эти оба искусства, оба вида творчества близки по духу друг другу.
Музыка и шахматы — это публичный вид творчества. И то и другое требует и фантазии, и артистизма, и вместе с тем одинаково требует и стратегических решений, и тактических.

— А перед выбором никогда не стояли?

— Только в начале моей музыкальной карьеры, когда учился в Консерватории. Мой профессор Самарий Ильич Савшинский говорил, что следует отдать предпочтение чему-то одному, потому что распыляться для достижения высоких целей словно бы и неразумно. Но, к счастью, он не был слишком настойчив, а я по слабости характера (смеется) не сумел предать ни одно из этих призваний. И очень рад этому. Потому что совсем не уверен, что, занимаясь чем-нибудь одним, при моем характере я добился бы большего, чем сумел добиться в этой жизни.

Первой была музыка

— Есть немало известных людей, чья жизнь связана с нашим городом, однако по рождению они не петербуржцы — ленинградцы. Если брать из области спорта — Людмила Белоусова родилась в Ульяновске, Павел Садырин родом из Перми, Николай Пучков — москвич. Думаю, далеко не все знают, что вы родились в Харькове...

— Ну, когда мои родители решили переехать сюда, думаю, со мной они не советовались, потому что я тогда даже не понимал слов (смеется). Ибо мне на тот момент не исполнилось даже годика. Я думаю, это было естественным стремлением всех советских граждан — быть или в Москве, или в Ленинграде. Вот так оказался здесь и я.

— И как же определились ваши жизненные призвания?

— Порядок ходов, как говорят в шахматной партии, здесь был совершенно определенный. Началось все с музыки. Моя мама училась в Харьковской консерватории, мечтала стать певицей. Но всю карьеру маме испортил своим появлением я. Потому что она удивительно заражена была чувством материнства, и с момента моего появления все другие интересы для нее отпали. Естественно, она хотела, чтобы я был приобщен к музыке.
И в раннем детстве меня стали учить играть на рояле, я довольно хорошо начал заниматься. Хотя, конечно, футбол меня привлекал больше в то время. А потом я поступил в музыкальную школу при Академической капелле на Мойке, 20. Хотя и не без труда — я не мог интонировать правильно голосом, пел страшно фальшиво. Но когда сыграл на рояле пьеску из «Детского альбома» Чайковского, мне было прощено все, я был принят. А потом я поступил в школу-десятилетку при Консерватории, участвовал в конкурсах юных дарований. Кстати, там занималась и моя первая жена и партнер по фортепианному дуэту Любовь Брук. Позже там учился и наш сын Игорь, который сейчас заведует кафедрой фортепиано в Консерватории. Там же училась и моя внучка, которая тоже стала пианисткой. Таким образом, началось все с музыки.

Зато играл красиво!

— Однако до шахмат было кино...

— В школу нагрянула съемочная группа Белгоскино, которая искала мальчика примерно 10 — 11 лет на главную роль в фильме «Концерт Бетховена». Их выбор пал на меня, хотя это было связано с серьезным риском. Потому что герой фильма в финале на Всесоюзном конкурсе юных дарований играет ни больше ни меньше как Скрипичный концерт Бетховена — одно из сложнейших произведений скрипичной музыкальной литературы.
Было очевидно, что озвучивать это будет скрипач-профессионал, и был приглашен и исполнил этот концерт Бетховена один из самых знаменитых советских скрипачей того времени Мирон Борисович Полякин. Но мой герой должен был, что называется, не заставить никого усомниться, что играет не Полякин, а именно он. Поэтому мне нужно было специально учиться играть на скрипке, чтобы красиво, артистично держать инструмент, хотя бы знать для нескольких фрагментов концерта Бетховена аппликатуру левой руки и штрихи правой руки.
Очевидно, мне это удалось, и тому было замечательное подтверждение. Как-то в СССР на концерт приезжал американский скрипач Исаак Стерн. Мы с ним дружили, много времени проводили вместе. Однажды он поделился со мной впечатлениями после мастер-класса в Консерватории: «У вас много способных молодых скрипачей, только все они держат инструмент как-то очень неинтересно, неартистично. Лишь однажды в своей жизни я видел русского юного скрипача, который играл по-настоящему красиво. Это было в фильме «Концерт Бетховена». «Исаак, — говорю, — это был не скрипач, это был я!»…

— Сейчас вы смогли бы что-то исполнить?

— Нет, конечно. Хотя интересный факт, о котором мало кто знает, — в фильме есть эпизод, где мы с моим другом Владиком исполняем скрипичный дуэт. Так там я играю вживую. Второй юный артист действительно был скрипачом, я же специально выучил эту несложную пьесу. Но в фильме звучит мое исполнение.

— Предложений продолжить кино-карьеру вам не поступало?

— Нет. Потому что вскоре началась война, и было не до съемок фильмов. Однако мне довелось еще сняться в художественном фильме. Был такой фильм «Гроссмейстер», где, кстати, серьезную роль играл Виктор Корчной. А у меня небольшая, эпизодическая роль. Играл фактически самого себя. Ну и, разумеется, было много музыкальных документальных фильмов, в которых я снимался.

Шахматный кумир — Ботвинник

— Кино вас привело в шахматы…

— «Концерт Бетховена» имел успех, говорят, сборы от него были сопоставимы с доходом от проката «Чапаева»! Так что не случайно на открытие Ленинградского дворца пионеров пригласили и юную кинозвезду Марика Тайманова (смеется). И когда после экскурсии по дворцу его директор спросил меня, в каком кружке я хотел бы заниматься, то я, не задумываясь, ответил: «В шахматном!»

— И почему выбрали шахматный?

— Внутренний голос подсказал (смеется). Я потом анализировал — может быть, на меня произвела впечатление сама атмосфера шахматного клуба Дворца пионеров? Потому что на фоне этого веселья, суеты, игр, развлечений, которые царили в день открытия дворца, было одно место, абсолютно не похожее на все остальные. Это был торжественный, тихий, серьезный уголок, где размещался шахматный клуб. Там в центре комнаты висел портрет нашего кумира, шефа этого клуба гроссмейстера Михаила Ботвинника. Кстати, в этом году исполняется 100 лет со дня его рождения.
Именно Михаилу Моисеевичу я бесконечно обязан всей своей шахматной биографией. Потому что был его учеником начиная примерно с 1938 года — и на всю жизнь. Кстати, именно Ботвинник был моим тренером перед матчем с Фишером, щедро делился материалами своего досье на американского гроссмейстера, помогал бесценными советами. И в том, что «не в коня оказался корм», не его вина.

Какая боль, какая боль!

— Возвращаясь на сорок лет назад, что же тогда в том матче с вами произошло?

— Вряд ли я мог победить. Но с таким счетом не должен был проигрывать. Здесь сыграл свою роль психологический фактор. Потому что я впервые столкнулся не с партнером, а с компьютером, который не делает ошибок. Помню, в третьей партии, где я играл белыми, у меня была выигрышная позиция, и я 72(!) минуты искал путь к победе. И не нашел. «Да что он, заколдованный, что ли?!» — подумал я. И сделал ход, который привел меня к поражению и в той партии, а затем и в матче. 6:0 в пользу Фишера.
Кстати, сам Фишер признавал, что результат не соответствует ходу борьбы в матче, и к шестой партии, по его мнению, счет должен был быть максимум 3,5:2,5 в его пользу. И творческой стороной матча я и сейчас доволен. Но шахматы — это спорт, а в спортивной борьбе Фишер оказался сильнее.

— Нетрудно представить, какой прием вас ждал дома…

— Естественно. Никогда еще советский гроссмейстер не проигрывал иностранцу — тем более американцу! — с подобным результатом. А коль скоро проиграл, то значит, совершил преднамеренную идеологическую диверсию в интересах «американского империализма». А за подобное «преступление» неминуемым было наказание.
Впрочем, для санкций должна была быть более весомая причина: неудобно перед всем миром наказывать известного гроссмейстера только за то, что он проиграл, пусть даже и американцу, и с разгромным счетом. Формальным поводом послужила «контрабанда». Таможенники обнаружили в моем портфеле роман Солженицына «В круге первом». Кстати, по этому поводу едкой шуткой откликнулся мой друг Мстислав Ростропович: «Вы знаете, почему у Солженицына большие неприятности? У него нашли книгу Тайманова «Защита Нимцовича»!».

Секретарь райкома — это не диагноз

— То, что вам пришлось испытать после матча с Фишером, шло исключительно из Москвы? Или ленинградские власти тоже к этому руку приложили?

— Не без этого. Я не имел возможности ни концертировать, ни печататься в прессе — в течение примерно полутора лет. Я был полностью изолирован от общества.
Даже такой пример. Перед матчем с Фишером мне выделили отдельную однокомнатную квартиру — чтобы я мог готовиться к соревнованиям без помех. Въехать я туда не успел — по возвращении из Ванкувера у меня поспешили отобрать ордер…
Моя книга называется «Я был жертвой Фишера» — но фактически я был жертвой системы. Ну а потом все постепенно вернулось на круги своя. Прежде всего моей «реабилитации» поспособствовало такое же поражение датского гроссмейстера Бента Ларсена. Которого в сговоре с империалистами обвинять было бы смешно… А главное, что соревнования под эгидой ФИДЕ предполагали необходимость моего участия. В противном случае был бы неминуемый скандал, которого шахматная федерация СССР совсем не желала.
Однако не все было так мрачно. В те годы шахматную федерацию Ленинграда возглавлял Анатолий Тупикин, секретарь Дзержинского райкома КПСС. И он был одним из немногих официальных деятелей, кто фактически поддержал меня. Когда я со всеми своими неприятностями вернулся в родной город, он встретился со мной и сказал: «Марк Евгеньевич, мы вас не обидим. Конечно, вам сейчас придется тяжело, но потерпите, все в конце концов встанет на свои места. А пока не дергайтесь». И это был очень мудрый совет.
В день моего юбилея Анатолий Петрович мне позвонил и поздравил. И я искренне поблагодарил его, в том числе за тогдашнюю поддержку.

Легенды и апокрифы

— Марк Евгеньевич, некоторые события вашей жизни становятся уже легендарными. Появляются разночтения...

— Например?

— Во время чемпионата СССР, который проходил в Грузии, шахматистов позвали на банкет, который проходил в Гори. И первый тост — за «великого, единственного Сталина». Вы поднялись и сказали, что за него пить не будете, ибо Сталин принес нам слишком много боли. Было это в 1967 году или еще в 50-е годы?

— Году в 54-м или 55-м. Что существенно — до XX съезда. После этого до окончания чемпионата меня старались одного не отпускать.

— Хорошо. А кто, приходя к вам в дом, предлагал «почистить картошечки», чтобы потом «выпить водчонки», Шостакович или Ростропович?

— Конечно же, Шостакович. С Ростроповичем у нас были очень тесные отношения, десятилетия дружбы, но насчет картошечки — это все-таки не к нему.
А чему вы удивляетесь? Я вот в одной газете прочел, что у меня семь детей. Хотя их только трое. Видимо, посчитали Таймановых-старших — моих двух братьев и сестру и младших — моих  троих детей и внучку…

— А правда ли, что среди ваших наград есть и Нобелевская премия?

— Увы. Я бы от миллиона долларов, как Перельман, не отказался (смеется). Я лауреат премии «Русский Нобель», которая была учреждена в России в 1888 году в память о Людвиге Нобеле, старшем брате знаменитого Альфреда Нобеля, учредителя «той самой» Нобелевской премии. Людвиг работал в России, был крупным предпринимателем, и до 40 процентов прибыли тратил на благотворительность. Премия Людвига Нобеля вручалась за достижения в области науки, культуры, искусства и медицины. В 2005 году премию возродили, и в числе ее первых лауреатов был и ваш покорный слуга. Несколько позже эта премия была вручена Анатолию Карпову. Пока мы — единственные шахматисты среди награжденных ею.

Быть счастливым сегодня

— Марк Евгеньевич, чем вы занимаетесь сейчас?

— Более интересного занятия, чем занятия с детками, и не придумать. Теперь я могу, не бросая музыки, заниматься с ними музыкой. Не бросая шахмат, заниматься с ними шахматами. Димочка — он очень способный, проявляет себя в шахматах, Машеньку больше тянет к музыке.

— Как-то вы поделились надеждой, что они проявят себя талантливыми людьми. Потому что отец Конфуция был еще старше вас, когда породил своего знаменитого сына.

— А почему бы и нет?

— Зная вас, верится, что вы доживете до того, когда ваши дети сумеют раскрыть свои таланты...

— То есть вы хотите сказать, что мне предстоит дожить до ста лет? По этому поводу я всегда вспоминаю папу римского Иоанна Павла II. Ему на 80-летнем юбилее один его соотечественник-журналист пожелал прожить до ста лет — традиционное польское пожелание на день рождения. На что понтифик ответил: «Спасибо большое. Однако не следует ограничивать милость божью».

— Хорошо. Не будем ограничивать и вспомним еврейское пожелание — жить до 120 лет!

— Спасибо. Однако мой девиз — быть счастливым сегодня. Не загадывая вперед, что очень бы омрачало мироощущение.

Беседовал Борис ОСЬКИН, фото Натальи ЧАЙКИ

↑ Наверх