Газета выходит с октября 1917 года Tuesday 23 июля 2024

Мат — не наш формат

Специалисты считают: победить обсценную лексику можно, только правильно сформировав общественное мнение

То, что речь наша становится беднее, — факт. По мнению экспертов, для общения нам сегодня достаточно 1,5 — 2 тысячи слов, хотя еще двадцать лет назад этот показатель был в два раза больше. А если учесть, что все свои негативные эмоции люди умудряются выражать одними и теми же словами из разряда обсценной, ненормативной лексики, то картина получается печальная. Лингвисты бьют тревогу — «мат становится русским языком!» — и обижаются на СМИ: дескать, они и «говорят что попало», и не чураются крепких словечек. Как остановить этот процесс, в частности в культурной столице? Этой проблемой займется созданный при губернаторе Петербурга Совет по культуре речи, а СМИ и общественность, как было замечено на круглом столе в Балтийском информационном агентстве, должны ему в этом активно помогать.
Завкафедрой межкультурной коммуникации филологического факультета РГПУ имени А. И. Герцена профессор Ирина Лысакова (на фото) считает, что мату надо противопоставить альтернативу — живую и богатую русскую речь.



— Еще в 1987 году я вела на факультете журналистики Университета курс риторики (на общественных началах!), потому что мы увидели, что журналисты не умеют говорить без цензуры. Значит, нет собственного чувства языка, которое позволяет хорошо говорить. Надо ко всему подходить дифференцированно — есть разные газеты, разные журналы, разные программы, есть и разные журналисты. Но у нас нет культуры дифференцированного обращения к разной аудитории! У нас, например, считают, что мат можно использовать  в любой среде, что абсолютно недопустимо с точки зрения культурного человека. Есть дифференциация сфер общения, а мат — это самый низкий уровень общения, и он не может присутствовать на телевидении и не может звучать в устах интеллигенции.
— Ирина Павловна, предлагаются разные меры борьбы с матом — штрафы, даже создание специальной комнатки, где можно было бы «облегчить» свой брутальный язык… Как вы думаете, это поможет освободиться от обсценной лексики?
— До тех пор пока будут идти такие разговоры, что где-то в кулуарах материться можно, а вот тут нельзя, мы ничего не решим. Нужно формировать соответствующее общественное мнение — что прилично, а что нет. Можно расширить круг этих запретных зон — может быть, мне хочется что-то украсть, но я ведь не украду, хочется где-то солгать, но я не солгу… И эти внутренние принципы нужно пропагандировать личным примером. Должны быть поощрительные премии: хорошо выступил — вот тебе награда. «Не оскорби» — был такой принцип у Дмитрия Сергеевича Лихачева. Он говорит: «Что такое толерантность? Это уважительное отношение друг к другу». А весь негатив в речи — это ведь неуважительное отношение к человеку, с какой бы интонацией ни произносилось. Меня лично это оскорбляет.
— Вы, наверное, и не ругались никогда?
— Да в жизни таких слов не произносила…
— А Николай Буров признался, что может в узком кругу…
— Я поражена — это же двойной стандарт! Мы же себе создаем какую-то систему норм в обществе. Чехов считал, что говорить плохо — это так же стыдно, как не уметь читать и писать. Я категорически против мата, и больше всего меня возмущают двойные стандарты, которые звучат в наших СМИ, среди нашей интеллигенции… Никогда не забуду, как Михаил Ширвиндт, выступая по телевидению, сказал: «Ну и что, и я без мата не могу, какой анекдот у нас без этого!» Ну мало ли что у нас есть? Нельзя же это афишировать, нельзя говорить, что без мата нет анекдота! Сколько у нас анекдотов, построенных на метафорах, на оксюморонах, на игре слов… Ведь это же удовольствие, когда мы слышим острое слово без мата!
— А вам не кажется, что мы уже разучились говорить по-русски?
— Эту проблему нельзя ставить однобоко — она связана с тем, что есть разные сферы употребления русского языка, просто каждому человеку нужно уметь овладеть палитрой языка в разных сферах общения. Мне говорят: компАс как был на флоте, так и останется компАсом. И правильно, потому что это профессиональный язык моряков. Наш замечательный писатель Лев Успенский рассказывал, как ему на одном заводе сделали замечание, когда он воскликнул: «Ой, какие у вас тут штАмпы стоят!» и указал на штамповальные станки. Старик-мастер ему сказал: «Господин писатель, у нас здесь не штАмпы, а штампА. И у нас здесь только так». И он был прав. Потому что если я буду писать учебник по штамповальному делу на литературном языке, то могу употребить слово «штАмпы», но если я буду писать художественное произведение, где есть речь рабочих, я должна буду написать «штампА». Носитель языка должен понимать, что язык многослоен, он должен разбираться, в какой сфере, с кем, как и когда это можно произнести. Это требует самоконтроля, а от журналистов требует образования и, конечно, общей культуры.
— Ирина Павловна, а ведь у нас уже вышел «Большой словарь мата…» — вас это не смущает?
— Я лингвист по образованию, историк языка и считаю, что как явление языка любое слово должно изучаться. Любое! Вот это совсем другая проблема. Это та же проблема, как и проблема медицинских терминов:  да, все органы человека в медицине прописаны как легальные, и это наука. В языке есть разные сферы функционирования слова — возьмите тот же жаргон, а я очень уважительно отношусь к жаргону, но смотря где его употреблять… Нужно знать этот жаргон, когда ты пишешь о тюрьме, но надо понимать, что это вульгарный язык.
Да, мат описан в словарях, потому что с точки зрения лингвиста очень интересно рассмотреть историю, этимологию этих слов, их взаимосвязи, их словообразовательные возможности… Но это интересно для науки. Мат находится за пределами культуры речи, и использовать его — все равно, что, простите меня, всякие наши физиологические оправления афишировать как какие-то явления! Да, они необходимы, но это не значит, что они должны быть предметом искусства.
— В Белгороде на улицах появилась социальная реклама «Мат — не наш формат». Говорят, жители стали меньше ругаться… Может, белгородскую инициативу пора и нам перенять?
— Считаю, что любая инициатива, направленная против этого безобразнейшего, антикультурного явления, которое поднято почему-то у нас на щит, как признак либеральной политики в отношении языка, хороша. Прекрасно, если это будет осуществляться на уровне правительства города, России. Нужно создавать общественное мнение против этого безобразия, создавать культ красивого, многоцветного слова без мата. Когда есть положительная альтернатива — богатая и интересная, — она покажет убожество использования мата и будет вытеснять его, не может не вытеснить.
— Обычно ссылаются на то, что и у классиков есть бранные слова…
— А почему никто не подсчитывает, какой процент у классиков занимает обсценная лексика на фоне других слов? Существуют словари Пушкина — это огромные пласты необыкновенных слов, и у любого другого поэта — того же Маяковского — остальная лексика составляет более 95%. Почему на это никто не обращает внимание? Ну хорошо, допустим, у них с языка сорвалось. Но те, кто говорит, что употребил слово как Пушкин… Ты ведь не стал Пушкиным, не написал «Евгения Онегина»…
— А сейчас что происходит с нашим языком?
— А сейчас происходит его стабилизация. Меньше стало жаргона, просторечия. Кое-где есть злоупотребление иностранными словами, но ситуация постепенно улучшается. Конечно, у нас в безобразном состоянии желтая пресса, она имеет свой сектор и пока, к сожалению, противостоит качественной прессе. Но само разделение на качественную, деловую и желтую прессу — правильная тенденция, во всем мире это есть. Другой вопрос, что желтая пресса не должна быть такой популярной. Мне она претит, но кто-то ею живет — там секс, еда, сплетни. Я не говорю, что подобная пресса не нужна, но регулировать ее надо.

Беседовала Людмила КЛУШИНА

(Окончание следует)

↑ Наверх