Мы мирные люди, но наш бронепоезд…

Корреспондент «ВП» попытался разобраться, кто такие фашисты и антифашисты

Если сейчас по улице пройдет человек в берцах, в подвернутых джинсах на подтяжках, в клетчатой рубахе и с лысой башкой, окружающие подумают: «О, это скинхед!» Одни добавят про себя: «Фашист». У других, более продвинутых в знании урбанистических субкультур, промелькнет иное: «Антифашист». Сам же герой этого мгновения может думать про себя все, что угодно, но его извилины на сто процентов перепашет одна мысль: «Я крут!»
А фашисты или антифашисты (в неприметной кежуал и, может быть, с шапкой-маской в кармане) решат, что парень — дурак.

Антифашизм — это бренд

Ко второму десятилетию XXI века уже ничего не осталось от атрибутики и опознавательных знаков разных околоэкстремистских движений. Остались локальные конфликты двух зеркальных идеологий с кучей ответвлений от каждой. И борьба за бренды.
Термин «скинхед» (от англ. «бритая голова») сначала взяли себе фашисты. Потом антифашисты, вспомнив, что изначально это движение было антирасистским и анархическим, вернули его себе, оставив своим врагам презрительное «бонхеды» («тупоголовые») или «боны». После чего производные от всех этих «скин», «хед», «бон» начали множиться, не находя, впрочем, особых откликов в самоидентификации субкультур. А «скинхед» начал исчезать.
Теперь исчезают «фашизм» и «антифашизм». Мало кто знает, что в начале нулевых демократические ответвления националистов создавали в составе головных организаций антифашистские комитеты, но потом этот термин закрепился за их противниками. Как пояснил корреспонденту «ВП» координатор городской управы ДПНИ (Движение против нелегальной иммиграции) Семен Пихтелев: «В результате плохого менеджмента был потерян бренд». Поэтому родилась иная тактика — националисты пытаются доказать «неантифашистость» антифашистов, что им в принципе удается, поскольку те никак не могут отказаться от своих анархических притязаний.
В результате полярные идеологические термины превращаются в безокончательные «фаши» и «антифа», а в последнее время их урезают до безликих «фа» и «афа».

Вы чьих будете?

Запутались? Даже государство решило особо в этом не разбираться и в лице силовых структур постригло всех под одну гребенку — мирные ответвления с обеих сторон назвали просто слабоумными, а активных адептов пишут экстремистами. Да что там государство — непосредственные участники фа — антифа-событий сами путаются. Про Петербург не скажем, а вот московские наци (корреспонденту «ВП» удалось пообщаться не только с петербургскими, но и с московскими боевиками с обеих сторон) вспоминают около десяти случаев, когда они дрались со своими, думая, что это антифа. Попробуй определи — все в масках, все молчат, поскольку так называемые «прыжки» происходят в полной тишине.
Леха Скиф из столичных наци объяснил, что от опознавательных знаков — шнурков, повязок и тому подобного — пришлось отказаться: «Попадешь в ментовку с таким, сразу экстремизм пришьют, а так драка и драка. Еще был расклад. Сам не видел, но рассказывали. Однажды фа с антифа сошлись. У тех и у других — белые повязки на рукавах. До сих пор разобраться не могут, кто кого бил. Я считаю, что тут просто надо лучше готовиться к бою».
Дмитрий Дубровский — антифашист, соратник убитого Николая Гиренко, выступающий как ученый-этнолог во многих судах против националистов, пояснил, что сейчас идет размывание понятий: «Например, фашисты. Мы уже после Великой Отечественной войны потеряли четкую идентификацию этого понятия. Фашистами стали называть любых врагов. И именно поэтому сейчас подобные обвинения на митингах летят в адрес власти, в адрес милиции».
А лидер «Другой России» Эдуард Лимонов уверен: «У нас нет антифашизма. У нас в стране никого никогда не учили антифашизму. Потому что нельзя было. Поэтому я не знаю, кто эти люди, которые называют себя антифашистами».
А люди эти — разные.

От обыска до обыска

Есть антифашист Филипп К. По рассказам соратников, он сам не приемлет насилия. Активный правозащитник. Может еды наготовить и пойти один с кастрюлями кормить нищих. Ходит по ночам, свастики на стенах закрашивает. Но одновременно у центра «Э» ГУВД проходит как фигурант уголовных дел по экстремизму, и в его квартире время от времени проводятся обыски.
Координатор ДПНИ Семен Пихтелев, не зная ничего о Филиппе К., говорит, что такова жизнь всей радикальной молодежи: «Вот у меня сегодня радость. Следователь по особо важным делам пригласил на беседу и вещи мне вернул. Это у милиции и у нас теперь практика такая. В центре «Э» с некоторых пор создают списки, куда заносятся все замеченные в каких-либо событиях. И потом, когда, например, происходит убийство по мотивам национальной розни, оперативники просто идут с обысками по адресам. Перелопачивают все — изымают одежду, книги, компьютеры. Вдруг что подвернется. Меня уже пять раз обыскивали. И вот сегодня системный блок мне вернули».
Как мы уже говорили, милиции все равно, фашист ты или антифашист. В этих списках есть и те и другие. И обыски проводятся тоже у всех.
Дмитрий Дубровский подтверждает, что с правоохранительными органами из-за этого очень сложно общаться: «Пусть путаница в терминологии и существует. Но есть идеологии с четкими различиями. Если бы их не было, я и мои коллеги не могли бы выступать в судах. И против националистов мы готовы помогать милиции, до хрипоты отстаивать истину. Но когда эти же люди за перевернутые милицейские машины предъявляют художникам обвинение в хулиганстве по мотивам ненависти или вражды по отношению к социальной группе под названием «сотрудники милиции», даже не знаешь, как с ними дальше работать».

Слово и кулак

Москвич Андрей Б., из боевых антифа, уверен, что вся путаница — результат работы провокаторов:

— Не так давно в некоторых районах Москвы неоднократно появлялись граффити типа «Смерть русским! Антифа!». И что в этом случае думать обывателям? Тем более известно, что бытовой ксенофобией страдают чуть ли не 80 процентов населения. К счастью, дело пока ограничивается разговорами на кухнях, но кто знает, что будет дальше?

— Именно поэтому вы встали в ряды боевиков?

— Знаешь, не люблю я чистоплюйства. Вот взять всевозможных правозащитников, которые периодически проводят малочисленные пикеты, какие-то там нереальные собрания, выпускают стикеры и журналы. Их действия малоэффективны и не находят поддержки со стороны тех, кто борется с нацистами на улицах. Мне кажется, они зарабатывают деньги.

— А вы?

— У нас нет никаких денег из-за рубежа... У нас есть любимая музыка, друзья и убеждения. Именно мы серьезно противостоим наци.

Методика противостояния проста. Наци мониторят форумы инородцев, узнают про их сборища и выходят на бой. А антифа отслеживают наци, которые отслеживают инородцев. На самом деле Андрей Б. недоволен тем, что нет взаимосвязи между антифашистами. Наци же, по его словам, более скоординированы, у них сторонники «разговорного жанра» на митингах едины с боевиками на улицах. Хотя, может, тут цели разные.

Большой потенциал?

Например, Максим Ж. — из питерских националистов — считает, что от таких митингов и маршей никакого толку:

— Мы тут обсуждали с соратниками и решили все-таки речами на митингах новых соратников привлекать. Ну какой смысл, если даже две тысячи человек соберутся на Пионерской площади и дойдут до Сенной (Максим вспоминает марш 11 декабря в память убитого Егора Свиридова. — Авт.)? Вот если соберутся десять тысяч, и сразу на Сенной! Вот это будет эффективно.

А москвич Леха Скиф уверен, что за такими, как он, — вся Россия:

— Когда придет время, мы выступим по всей стране. Нас будет десять, двадцать, сто тысяч, миллионы. Просто сейчас государство поставило людей в такие условия, что они вынуждены сидеть по своим клеткам и думать только о хлебе насущном. Причем к нам в сторонники набиваются всякие движения против иммиграции. Но мы их не примем, если они не очистят свои ряды от инородцев (далее последовал бурный всплеск антисемитизма. — Авт.).

— Мы рады любым сторонникам, — говорит антифашист и анархист Филипп К. — А навыки в самообороне приветствуются и небоевыми антифа. Мы все осознаем, что рано или поздно на тебя нападут и придется защищаться. Только у нас нет таких сборов, как у националистов. Каждый по-своему решает эту проблему. И, соглашусь, единого движения у нас нет. Это СМИ придумали. Я насчитываю около пятидесяти человек боевых антифа и примерно столько же мирных антифашистов. Но уверен: когда надо будет, народ придет.

Националисты в думе

Однако Семен Пихтелев считает, что сила — это тупиковый путь:

— Я общался с нацистами-радикалами. Эти молодые люди сами не понимают, что делают. Сначала Первый канал показывал фильмы про то, что скинхеды — фашисты. И все они стали скинхедами. Потом этот же канал начал рассказывать про то, что настоящие скинхеды — антифашисты. И поверьте, многие просто переметнулись из одного лагеря в другой. Нас с такими ассоциируют. А нам нужно другое.

— А 80 процентов потенциальных бытовых ксенофобов, о которых мне говорил московский нацист, — не ваш контингент?

— Ксенофобия как термин — это страх перед инородцами. Страх перед тем, что они приедут и будут требовать больше прав для своей политики, для своей культуры, для своей религии. А бояться здесь не нужно. Надо отстаивать демократию, политическую конкуренцию, многопартийность. Нужно вводить националистов в парламент.

— Как вы себе это представляете?

— Патриоты в парламенте есть?

— Есть...

— Так вот, если патриотизм — это любовь к стране, то национализм — любовь к своему народу. То есть я могу уехать в Америку и стать ее патриотом, но остаться российским националистом. Чем плохо, если в парламенте будет националист — человек, думающий о народе?

Бедные на митинги не ходят

А кто же сами эти люди — антифашисты и фашисты? После небольшого опроса оказалось, что народ на самом деле думает о хлебе насущном. А костяк активистов с той и с другой стороны представляют... конечно же, студенчество и выпускники вузов. Абсолютное большинство. В политических движениях большинство — из семей, где не считают каждую копейку и каждую минуту до получения следующей копейки.
И националисты, и антифа в массе — образованные люди из приличных семей. Средний возраст митингующих — 28 лет, дерущихся — 18 — 20. Многие — выпускники лучших вузов с красными дипломами. И маски на митингах и маршах — не только от милиции. Например, фашист и антифашист могут жить в одном доме, или работать в одной организации, или сидеть рядом на лекциях.
А находясь в своих группировках, они изучают фотографии оппонентов, планируют нападения на них. Представьте: выходите вы из подъезда, а вам навстречу из другого подъезда появляется заклятый враг. И такие случаи были. Заканчивалось все плачевно. Именно поэтому с некоторых пор народ начал надевать маски.
И еще два момента, которые удивляют. При всей полярности идеологий обе они, во всяком случае радикальные течения, сходятся в одном — во всех их бедах виновато… государство. Антифа обвиняют власть в буржуазности, в диктатуре и узурпаторстве. Фа — в либерализме и опять же в буржуазности. И обе идеологии подразумевают, что власть работает на их противников.

Михаил ТЕЛЕХОВ, фото Интерпресс

Антифашисты и фашисты в Петербурге

Антифашисты защищают права всех кого не лень: гастарбайтеров, нищих, сексуальных меньшинств (здесь не надо путать гей-парад и митинг с требованием разрешить однополые браки) и так далее.
Фашисты пропитаны ксенофобией — против инородцев, против антифашистов, против сексуальных меньшинств в любом виде — гей-парада или митинга — и так далее.
Структуры у наци и антифа практически одинаковы. Базовый уровень — рядовые члены, участники митингов и акций. Средний уровень — лидеры региональных подразделений, организаторы митингов и акций. Элита — люди с антифашистской идеологией в рядах влиятельных политических партий и в органах исполнительной власти.
Радикальные адепты этих идеологий выделяются из этой структуры, а часто, не находя согласия в некоторых вопросах, заявляют свою независимость, организуя боевые группировки и движения. Их деятельность бывает преступной: фашисты осуществляют нападения на тех, против кого мирные течения устраивают митинги, боевые антифа нападают на нацистов.


По данным правоохранительных органов, в России насчитывается около двухсот экстремистских организаций, объединяющих порядка десяти тысяч молодых людей.
В Петербурге, по данным центра «Э» ГУВД, активно действуют около двадцати организаций, среди которых можно назвать «Авангард красной молодежи», «Движение сопротивления имени Петра Алексеева», большевистский комсомол, антифа, «Русское национальное единство», «Партия Свободы и Объединенный гражданский фронт», «Белая лента». Но правоохранительные органы не могут назвать их экстремистскими, поскольку это может сделать только суд. Поэтому официально считается, что это небольшие группы, которые пытаются проявлять подобие политической активности.
Судом в 2010 году запрещена деятельность «Славянского союза», «Формата-18», «Армии воли народа», «Национал-социалистического общества».