На черной лестнице печальной
Достоевский — автор, уж конечно, не парадного Петербурга. Его стихия — это грязные улицы, бедные квартиры, углы в причердачных каморках. Была такая, разумеется, и в доме, где провел последние свои годы Федор Михайлович и где ныне — Музей Достоевского. Парадоксально вот что: совсем недавно эта черная лестница сделалась белой.
Достоевский — автор, уж конечно, не парадного Петербурга. Его стихия — это грязные улицы, бедные квартиры, углы в причердачных каморках. И лестницы — не мраморные, крытые красными дорожками, по которым спускаются сиятельные особы. Нет — лестницы убогие, темные, пахнущие нищетой. Одним словом — черные лестницы. На такой вот и бился в припадке князь Мышкин, увидав горящие глаза Парфена Рогожина и блеск ножа в его руке.
Была такая, разумеется, и в доме, где провел последние свои годы Федор Михайлович и где ныне — Музей Достоевского. Парадоксально вот что: совсем недавно эта черная лестница сделалась белой.
В минувшую пятницу на ней завершились ремонтные работы. Музею помогли норвежские владельцы одного нового питерского отеля — кстати, носящего имя самой трогательной героини Достоевского. На стенах гостиницы, рассказали нам, висят цитаты из книг классика и фрагменты «Сикстинской мадонны» Рафаэля — в каждом номере. Так постояльцы причащаются атмосферы писателя.
Конечно, пошлый ум найдет что-то двусмысленное в том, что отель зовется именем девушки с желтым билетом, и усмехнется по-свидригайловски. Но мы, как Раскольников, будем смотреть сквозь внешние покровы. И увидим, что люди-то действительно добрые: помогли музею совершенно бескорыстно. Сотрудники отеля собственноручно прибрали на лестнице строительный мусор и помыли ее абсолютно добровольно; и сам директор оттирал окно тряпочкой. Впрочем, у норвежцев давняя и добрая традиция сотрудничества с Музеем Достоевского: Правительство королевства сделало дар музею, профинансировав осветительное и звуковое оборудование для открывавшегося театра музея, а Общество друзей Музея Достоевского из Осло в течение 10 лет устраивало совместные проекты.
— Достоевского можно сравнить с Кнутом Гамсуном, — может быть, в этом причина любви норвежцев к русскому писателю. При всей несхожести их судьбы в Достоевском есть что-то, внятное норвежскому сознанию, — предположил господин Руне Осхейм, генеральный консул Норвегии в Санкт-Петербурге.
Все вышли на лестницу. Она и правда оказалась светлой и чистой — ну, насколько может быть такой лестница Достоевского. Пахло побелкой. У окна, пролетом выше, стояла фигура и смотрела в окно. Вдруг полилась музыка — и фигура начала танец. Стало совершенно ясно, что это Сонечка Мармеладова: такое смирение было в чертах ее. Она натянула перчатки, взяла тряпку — и драила, и скоблила перила и ступени, прямо в танце. Так музей сказал спасибо своим благотворителям. А Соню Мармеладову играла Алина Михайлова, премированный авангардный танцор и артистка ФМД-театра при музее.
С тряпкой и в перчатках — Соня Мармеладова в исполнении Алины Михайловой.
Черной лестницей при Федоре Михайловиче пользовалась в основном прислуга.
— Это была практически импровизация, экспромт, — сказала она мне после.
— А при Федоре-то Михайловиче лестница, должно быть, всегда была чистая, — подумал я вслух.
— При Федоре Михайловиче тут были, извините, туалеты, — поправила меня заместитель директора Музея Достоевского по творческим проектам Вера Бирон. — Да и в последнее время у нас все было вполне исторично — особенно учитывая, что лестница вполне жилая, с квартирами. И не во всех квартирах — благополучные жильцы. Зато теперь у нас появилось новое выставочное пространство. Пока еще не решили, что будем здесь располагать. Когда-то была идея как-нибудь красиво расписать всю лестницу. Теперь-то директор музея Наталья Ашимбаева, конечно, не разрешит чистые стены размалевывать. Но можно будет вешать картины. Что-нибудь придумаем.
— Будем ждать, — согласился я, а сам подумал: «Все-таки черную лестницу Достоевского — и сделать белой! Отошли, отошли от исторической правды».
Фото Сергея КНЯЗЕВА и Чарлза АББОТТА
