«Он воспарил, как ангел, на третий этаж…»

Знаменитая Академия театрального искусства отметила юбилей. В этих стенах вот уже 230 лет обучают актеров. Студенты чрезвычайно изобретательные и творческие ребята.

Знаменитая Академия театрального искусства отметила юбилей. В этих стенах вот уже 230 лет обучают актеров.

9 ноября в шесть часов вечера движение на Невском проспекте было остановлено необычайной процессией: на задекорированной под карету машине под веселую музыку, звучащую из динамиков, везли Екатерину Вторую, а следом бежала, танцевала, подпрыгивала, кричала и пела толпа людей с шариками и огнями в руках, в причудливых костюмах и с клоунским гримом на лицах. Это Академия театрального искусства вышла на улицы города, чтобы карнавальным шествием открыть фестиваль, посвященный 230-летию первого театрального учебного заведения в России.

Мы готовим людей, которые будут заниматься тайной

О юбилее и студентах Театральной академии нам рассказала первый проректор СПбГАТИ Светлана Мельникова:

— Дату нашего юбилея мы отсчитываем от 1779 года, когда Екатерина Вторая учредила первое не только в России, но и в Европе Императорское театральное училище. Наш выдающийся, ныне покойный профессор Лев Иосифович Гительман проложил эту линию от Императорского училища к нынешней Академии театрального искусства, и она идет не через здание академии, не через название учреждения, а через педагогические руки. Когда Императорское училище стало школой актерского мастерства Мейерхольда, то те педагоги, которые работали там, перешли сюда, а дальше из этого начинания выросло то учреждение, которое теперь стало Театральной академией. Мы думаем, что так это и передается от человека к человеку, от педагога к ученику, только так можно научить актерскому мастерству, да и театроведению тоже. Все в нас закладывается нашими учителями: как научил меня Николай Николаевич Громов «читать» картины, так я и «читаю» по сей день; как  научила Нина Александровна Рабинянц любить театр, так я его и люблю; как научила меня Галина Владимировна Титова мыслить с точки зрения историзма, так я и мыслю. Я все взяла у них и теперь, как проводник, передаю это своим ученикам, потому что другого у меня нет.

— Светлана Ивановна, но, правда же наши студенты — особенные?

— Да, наши студенты чрезвычайно изобретательные и творческие ребята, ну например — такой случай: в общежитие, как известно, нельзя проводить и оставлять на ночь посторонних. И вот я получаю докладную записку, что такому-то студенту приятель помог пронести холодильник в комнату и остался там ночевать, охрана его выгнать не смогла, и написали жалобу мне. Я читаю объяснительную студента, она начинается так: «Первому проректору. Объяснительная записка: Он воспарил. Он воспарил, как ангел, прямо на третий этаж, такое бывает». В любом другом вузе, когда ребята нахулиганят, то так и пишут: «простите, нахулиганил», а я получаю поэтическое произведение, так что остается только развести руками. У меня все — люди творческие. Вот еще один случай: на ночь мы закрываем двери в общежитие для безопасности, а в пять утра там застают студента, который кусачками режет металлическую сетку, пытаясь вырваться на волю. И я получаю от виновника такую объяснительную: «Уважаемая Светлана Ивановна, в 5 утра меня действительно застали возле сетки, но я являюсь художником-технологом сцены и потому изучал ее плетение. И для того, чтобы определить количество узелков, произвел однократное усечение». Вот мы развлекаемся, читая такие опусы, а охранники и коменданты воспринимают это очень тяжело, потому что мы отвечаем за жизни и здоровье студентов. Конечно, я понимаю, что они молодые и задорные, я сама бегала по этим крышам, и кто-то тоже меня останавливал, а сейчас я останавливаю их.

— Помню, вы рассказывали, как студенты-актеры собирают «реквизит» для этюдов, откручивая на Моховой вывески и дорожные знаки…

— Со студентами курса Фильштинского, которые теперь уже профессиональные актеры, был случай еще похлеще. Однажды я вхожу в академию и вижу, что студенты с улицы тащат настоящий мусорный бак — не муляж, не бутафорию, а нормальный, грязный, с мусором. И уже намереваются затаскивать его в свою знаменитую «фильштинскую» 51-ю аудиторию. Я совершенно остолбенела. Сейчас я бы эту проблему решила в четыре секунды: включила бы голосовой аппарат и крикнула так, что они вместе с этим баком вылетели б назад. Но тогда я еще только начинала работать и страшно перепугалась: они же не понимают, что там крысы и можно заразить всю академию неизвестно чем! Я побежала к ректору Льву Сундстрему, а с ним вместе мы пошли к их мастеру Вениамину Фильштинскому, который ничего не знал о подвиге своих студентов, это был такой творческий сюрприз для него. Вот такое у нас бывает. Чего они только не тащат в академию! Когда у нас хозяйственная часть разбирает мастерские, то они хватаются за голову, говорят мне: «Светлана Ивановна, там же у них одно барахло!» — а я отвечаю: «Это не барахло, это все нужное». Объясняю: вот это у них тряпки для этюдов, у них же должны быть шарфы, жилеты, вот какой-то еврейский сюртук. Я же человек театра, я здесь работаю и живу, поэтому знаю, что это за «барахло». Я и сама из дома все коробки, флаконы приношу сюда. Потому что никто не знает, какая деталь, шарфик или тряпочка помогут актеру найти образ.

У нас был студент, он играл в этюде погибшего солдата. И хотя я — человек рациональный, но когда смотрела на него, то видела у него над головой свечение, как нимб. Конечно, мало таких актеров, которые выходят на сцену и от них глаз не оторвать. Как Николай Симонов повелевал залом! В одном спектакле у него была мизансцена, где он делал жест рукой, и за его рукой всегда поднималось в зале человек двадцать, сами не понимая, почему повинуются. Это невозможно объяснить, тайна сия велика есть. Мы готовим людей, которые будут заниматься тайной.

Незапоминающаяся внешность хороша в ФСБ, но не на сцене!

Профессор, педагог актерского мастерства Владимир Норенко поделился с нами своим секретом о том, как из толпы абитуриентов выбрать будущих актеров:

— Когда набираю студентов, то есть несколько вещей, которых я очень боюсь. Я боюсь того, что, поступая, люди сильно волнуются и за этим волнением я могу не увидеть интересного человека. Еще боюсь, что на экзаменах человек способен собраться и замечательно выступить, на голову выше других, но потом окажется, что это был его потолок и большего он сделать уже не может. И я стараюсь всякими ухищрениями это как-то распознать в поступающих. К сожалению, очень много идет людей с незапоминающейся внешностью. Это хорошо в КГБ или ФСБ, но не на сцене. И я стараюсь выбирать интересных, необычных людей, не обязательно красивых, но чтобы на них хотелось смотреть. На каждый курс я беру одну или двух очень полненьких девушек, мне кажется, что на сцене должна быть фактура. Но таких очень трудно найти, «селедок» много, а полненьких нет, но они всегда курсу к третьему оказываются востребованы больше других. Еще я очень боюсь в студенте рыбьего темперамента, когда человека ничего не волнует и до него не достучаться. У актера должна быть нервная система другая, чем у нормального человека, и, глядя на абитуриентов, я стараюсь отгадать в них актерский темперамент.