Пятница с Михаилом Казиником

Тарантелла в краю икры и крабов

Трудно себе представить больший контраст — концерты и мастер-классы в Риге, а затем — две недели на Камчатке.

Но знаете, что самое впечатляющее? То, что и в Риге, и на Камчатке мне посчастливилось выступать для людей с замечательным творческим взглядом на мир и пообщаться с ними. Это и представители латышской и русской думающей молодежи, и чудесные молодые педагоги колледжа искусств Камчатки. Есть творческие силы, есть вера в возможности творческого осмысления и духовной жизни. И еще одно чудо: и там и там — талантливые дети. Казалось бы, есть ли на Планете что-нибудь более несхожее, чем один из величайших городов в центре Европы — Рига и окраина Планеты — Камчатка?

Весь цвет музыкальной культуры того времени был связан с Ригой. От Телемана до Рахманинова.
Но никто из них не был на Камчатке. Никогда. Там — часть Планеты, какой она была миллионы лет назад. 1200 километров бездорожья, дышащие вулканы, невиданной красоты первозданная природа. И… невероятные социальные проблемы. Это бросается в глаза сразу. Возникает ощущение дежавю. Словно приехал в далекое детство. Иногда кажется, что война кончилась вчера. Дома, дороги — все жутко запущено.

Но посреди всего этого — колледж искусств, где работают те, кому хочется низко поклониться. Моментально пропадает ощущение окраины, заброшенности и рождается чувство творческой сопричастности. Когда я заходил в колледж, мне казалось, что я из жуткой советской действительности попадаю в мир искусства и мысли.

На мастер-класс в числе прочих приехал мальчик по имени Тимофей. Он играл сложнейшую пьесу Аарона Копленда «Кот и мышь». Играл замечательно. Он — далеко от Петропавловска-Камчатского, в Апаче. Там в музыкальной школе — одна учительница фортепиано. Директор колледжа совсем не напоминает чиновника — активная, живая, веселая, но… очень деловая. Чудная!

Девочка тринадцати лет играла «Тарантеллу» Вьетана. Играла замечательно, но на трехчетвертной скрипке, из которой она давно выросла. Взрослой качественной скрипки для этой талантливой девочки нет. (Вулкан Ключевской «чихнул» девятикилометровым столбом пепла…) Дети светлые, чуткие. Работать с ними легко. Они очень благодарные ученики — ловят с полуслова.

Тимофей из Апачи заиграл прелюдию и фугу фа минор из «Хорошо темперированного клавира» Баха. Мы услышали в этой прелюдии предвкушение импрессионизма. Еще одна девочка играла «Арабески» Дебюсси. Тонко, по-французски. (…Началось извержение Ключевского, за ним проснулся Шивелуч…)
На следующий день был заключительный тур на звание «Лучший учитель музыки года». Им стала Виктория Муратова. Это было ярко, радостно, театрально, празднично. И абсолютно дидактично! Показать бы такое в Москве!

На глаза мне попался документ, присланный местным министерством образования. Я перечитал его несколько раз, словно не веря, что это возможно в год 2010-й от Рождества Христова. Колледж должен принять участие в конкурсе «Наш дом — Россия». Необходимо изготовить листовки, прокламации, агитки, плакаты. Далее следуют размеры.

Я спросил, обязательно ли участие. Мне ответили, что избежать этого нереально — последуют неприятные оргвыводы. В том числе и финансовые.

И у меня возникло предложение — принять участие, но написать агитки и листовки следующего содержания:
«Россия — наш дом, а не «Дом-2»!»
«Наш дом — Россия. Управдом! Отремонтируй его».
«Наш дом — Россия. А язык в доме — русский! Очистим русский язык от грязи!» (Такого количества нецензурных слов, которое я услышал на улицах Петропавловска-Камчатского, я не слышал НИКОГДА и НИГДЕ!)
«Наш дом — Россия! В доме должен быть коридор между туалетом и столовой».
«Наш дом — Россия! Постройте для пианиста Тимофея дорогу от Апачи до Петропавловска-Камчатского! Купите талантливой скрипачке инструмент!»
«Бизнесмены Камчатки! Вы продаете на Запад столько нашей икры и рыбы! Поддержите Культуру!»...