Рудольф Фурманов: Когда я слышу, что МХАТ или «Ленком» просят у государства дотации, то прихожу в ярость!

Корреспондентов «Вечёрки» пригласили в театр «Русская антреприза» им. Андрея Миронова, чтобы продемонстрировать, как изменились фасад театра и само здание. Великолепный модерн радует глаз после долгого ремонта.

Корреспондентов «Вечёрки» пригласили в театр «Русская антреприза» им. Андрея Миронова, чтобы продемонстрировать, как изменились фасад театра и само здание.

Над моим кабинетом жил Леонид Андреев

Художественный руководитель «Русской антрепризы» Рудольф Фурманов сразу повел нас к парадному входу театра, чтобы показать великолепные новые двери, а потом ответил на вопросы о том, каким был прежде и каким стал дом Розенштейна — Белогруда.

— Дело в том, что этот театр я принял тринадцать лет назад в кошмарном состоянии, и все это время я что-то чинил и ремонтировал. То делал ремонт туалетов, то реконструкцию сцены, а потом вдруг, в мае, как все помнят, случился пожар наверху и нас затопило. Тогда с помощью Валентины Ивановны и администрации Петроградского района очень быстро смогли отремонтировать не только театр, но и все пострадавшие квартиры. Не имея больших денег для капитального ремонта, я собственными силами все эти годы что-то подкрашивал и обновлял, ведь сам дом находился в плачевном состоянии, тут падали балконы, все разрушалось. Я просил денег на ремонт и у Собчака, и у Яковлева, но вот сейчас, при поддержке нынешнего губернатора, мы наконец завершаем реставрацию. А театр к этому событию приурочил премьеру пьесы Леонида Андреева «Дни нашей жизни».

— Да, я видела портрет Андреева на фасаде театра, а с чем это связано?

— Это портрет работы Репина, потому что хорошей фотографии Андреева не осталось, а именно его пьесой мы хотим отметить окончание ремонта. Ведь здесь, прямо над моим кабинетом, находилась квартира этого великого русского писателя и драматурга.

— Дом теперь выглядит очень нарядно…

— Это один из самых красивых видов Петербурга! Этот дом архитекторов Розенштейна и Белогруда в 1933 году на выставке архитектуры в Европе получил «Золотую пальмовую ветвь» за изящество. Я внес свою лепту в ремонт, даже лазил по строительным лесам, заставил отбить штукатурку на стенах дома с той стороны, где у нас служебный вход, и под ней обнаружилась такая красота… А вы посмотрите, как сейчас выглядят балконы, как заблестели фигуры на нашем доме! Я по собственной инициативе сделал парадный подъезд театра, поставил дверь из мореного дуба. Я раскопал документы, из которых узнал, что Розенштейн интересовался мореным дубом, нашел организацию, которая этим занимается, и сделал такую дверь, как любил сам автор дома. Эта дверь стоила мне миллион, но я ни у кого не просил денег, хочет город помочь — поможет, но ходить с протянутой рукой не буду, у меня в театре двести мест и всегда аншлаги, так что мой театр может сам зарабатывать! И когда я слышу, что МХАТ или «Ленком», с их аншлагами, просят у государства еще какие-то дотации, то прихожу в ярость, потому что им уже и так некуда девать деньги. Просто в театре должен быть хозяин, тогда и деньги будут и не будет такого беспорядка, как во многих государственных театрах, где пьяные монтировщики во время спектакля на сцене разговаривают с актерами.

Если будет безукоризненно чисто, то и вандалов станет меньше

— Как красиво теперь выглядит фасад театра с афишами и портретами…

— Как только я сделал новое оформление, на меня сразу же напали рекламные агенты, которые хотят брать с меня штрафы за рекламу. Я устал им объяснять, что в театре нет рекламы, это афиши, которые сообщают о репертуаре и привлекают людей. Но каждый день ко мне приходят то из одной, то из другой конторы рекламщиков и придираются, что у нас много всего висит. Они лучше бы смотрели, чтобы не вешали объявления на стенах, а то не успели снять леса после реставрации, как петербуржцы все завесили объявлениями «продается собака», «сдается квартира»! Я срывал их стопками. А когда я повесил короба с фотографиями и афиши, то сразу же перестали клеить всякую гадость. Мне кажется, что если будет безукоризненно чисто, то и вандалов будет меньше.

Когда-то на месте театра был велодром

Небольшой дворик, в котором находится служебный вход театра, тоже преобразился: когда-то грязно-желтые стены стали нарядными, а новенькие окна засияли в сумерках. В подворотне мы обнаружили небольшое окно с фотографией и, заинтересованные историей этого чудного, похожего на средневековый замок здания, обратились к Лене Вестергольм, помощнику художественного руководителя «Русской антрепризы», которая знает про этот дом все.

— Когда-то на месте театра был велодром, и здесь прошли первые в России соревнования по хоккею с мячом, — рассказала нам Лена. — А если вы выйдете на улицу Льва Толстого и посмотрите на наше здание, то увидите, что это фасад старого дома, который мы обнаружили случайно. Стали сбивать штукатурку, а под ней оказались не кирпичи, а доски, а уже под ними — фасад прежнего дома Фелькеля, который Розенштейн просто включил в свой проект. Но если присмотреться, то увидим, что стена в подворотне идет полукругом, очевидно, это был въезд для карет. Сейчас на этом месте мы сделали окошко, в котором выставили под стеклом фотографию дома Фелькеля, но в будущем это станет музейным уголком и экспозиция будет меняться.

— Но это будет музей не для всех, ведь теперь ворота закрываются…

— У нас будет информация и на фасаде здания, да и сбоку можно будет увидеть наш мини-музей. А ворота мы теперь будем держать закрытыми, потому что  раньше на нашей скамеечке у служебного входа сидели бомжи и давили вшей, это пора прекратить. 

Особый уголок в театре полностью посвящен великому Андрею Миронову.

— Вы говорили, что гостивший на днях в вашем театре Валентин Гафт был потрясен ремонтом…

— Да, Валентин Иосифович — друг нашего театра. Он провел на нашей сцене благотворительные вечера, его пригласили в мастерскую, в которой изготавливались наши парадные двери. Минуту он молча смотрел на это великолепие, а потом разразился шуточным экспромтом:

Хочешь верь, хочешь не верь,
Все слова иссякли!
Но у них такая дверь —
Лучше, чем спектакли!

Фото Натальи ЧАЙКИ