Юозас Будрайтис: хранитель бархатных сезонов

Сегодня Литва празднует 20-летие независимости. Относиться к этому можно по-разному, но все сложилось именно так, а не иначе, и нам остается лишь смириться с фактом. И сделать это возможно без сожаления, потому что никакие строго очерченные политиками границы не в состоянии уничтожить общее культурное прошлое, которое мы имеем.

Сегодня Литва празднует 20-летие независимости.

Относиться к этому можно по-разному, но все сложилось именно так, а не иначе, и нам остается лишь смириться с фактом. И сделать это возможно без сожаления, потому что никакие строго очерченные политиками границы не в состоянии уничтожить общее культурное прошлое, которое мы имеем.

Живы и, слава богу, здравствуют люди, которых считают своими по обе стороны границы. Да и сами они одинаково комфортно себя чувствуют и в Москве, и в Вильнюсе, потому что все мы — и те, кто постарше, и совсем молодые — помним, любим и смотрим старое доброе советское кино, истинными звездами которого они были и остаются.

Кстати, однажды Андрей Миронов то ли в шутку, то ли всерьез назвал знаменитую литовскую троицу Банионис — Будрайтис — Адомайтис тремя богатырями. Кому из актеров которую роль он отвел, увы, теперь не скажет никто — все про это почему-то напрочь запамятовали. Но если сегодня — по прошествии многих лет и при наличии опыта совершенно раздельного с Литвой жития — вдуматься, то Регимантаса Адомайтиса, который и по сей день продолжает биться за правду в своем Отечестве, правильнее всего было бы назвать Муромцем. Банионису, спокойному, выдержанному и не лишенному хитринки, следует, наверное, выделить роль Поповича. А вот Будрайтис — дипломат, библиофил, художник и фотограф — идеально подходит для воплощения образа известного своим «вежеством» всегдашнего княжеского посла Добрыни Никитича...

Возможно, сравнение коренных и очень типичных литовцев с исконными русичами кому-то покажется несколько надуманным — спорить не стану. Скажу одно: спасибо им за то, что они у нас есть...
 
«Labas vakaras!» — сказал я ему, абсолютно не надеясь на спонтанное интервью. «Labas...» — профессионально вежливо ответил мне Будрайтис, также не настроенный отвечать на журналистские вопросы. И, глядя на его нордически холодноватое лицо, идеально развернутые плечи и приличествующий обстановке Культурного центра Литовской республики прекрасно сидящий костюм, я подумал: м-да... интересно, а мог ли в 1958 году кто-то на учебно-производственном комбинате в Клайпеде предположить, что устроившийся на работу 18-летний новичок, совсем недавно приехавший в город из крохотной деревушки Липинай, через несколько лет станет популярнейшим актером, которого будут узнавать все прохожие на улицах любого из городов Советского Союза? Вряд ли... Да и сам Юозас Будрайтис ни о чем таком не думал. Его мысли были направлены совсем в другую сторону — поступить учиться в университет, получить образование, а потом... Нет, пожалуй, в это самое «потом» будущий герой экрана не заглядывал. Он и сейчас не любит строить далекие планы. Считает, что судьба каждому человеку подсказывает, каким путем идти, вот только надо вовремя и правильно отреагировать на ее суфлерство и не побояться сделать резкий поворот, чтобы свернуть на другую дорогу...

В общем, первоначально все складывалось, как и было задумано. Вильнюс. Университет. Юридический факультет. Международное право. Перспективы. И — на 3-м курсе — неожиданный для всех рывок в неизвестный, непонятный и не сулящий стабильного будущего мир. Мир, в котором «Никто не хотел умирать».

Трудно сказать почему, но на вопросы о том, как он воспринимал в 1966-м внезапно свалившуюся на него славу, Будрайтис отвечать не любит. Говорит: «Я вообще не актер. Когда снимался в первых фильмах, даже не понимал, чем занимаюсь. Просто находился на съемочной площадке, наблюдал, чем занимаются другие люди, и старался сделать для себя какие-то выводы».

А потом обязательно добавляет: «Я юрист по образованию и всегда стремился быть юристом. Но случилось так, что моя первая профессия потерпела крах. Вот и стал... не знаю даже кем...»

В ту первую встречу выяснить, кем же — актером, дипломатом, фотографом или художником — он себя считает, мне так и не пришлось. Но не прошло и месяца, как мы снова встретились. И вновь случайно. На этот раз на московской книжной ярмарке «Нонфикшн», куда, к моему удивлению, Будрайтис пришел не в качестве атташе литовского посольства, а как обычный посетитель.

Мы снова обменялись вежливым: «Labas!» — после чего я спросил: «А почему бы вам самому не написать автобиографическую книгу?» И услышал в ответ: «Хм... Мне кажется, что все самые хорошие книжки уже написаны, и лучше я точно не напишу. А тогда — зачем? Вряд ли стоит выжимать масло из вишневой косточки, если его там нет...»

В общем, мы разговорились. Не для интервью, а просто так, по-человечески, как два литовца, давно не бывавших дома.

Он спрашивал меня, что нового в Питере, чем вильнюсский «Казюкас» в этом году отличается от прошлогоднего, кем из сегодняшних литовцев интересуется российская пресса... Я его — про последний прямой телеэфир Виктора Ерофеева, про новую работу Туминаса в Вахтанговском, про его отношение к новой литовской рок-звезде Андрюсу Мамонтовасу...

Это был разговор фактически ни о чем и одновременно — обо всем, из которого становилось предельно ясно, что Будрайтису, из каких бы отдельных звеньев ни сплеталась его судьба, просто нравится жить. Общаться. Слушать и говорить. Смотреть. Видеть. Получать удовольствие, наблюдая за ползущим по асфальту муравьем и падающим с дерева последним пожелтевшим листом.

Ему очень нравится заниматься делом или просто оглядываться по сторонам, отмечая для себя мелочи, мимо которых большинство из нас проходят не оборачиваясь. И его совершенно не пугает то, что мир, который, как известно, редко бывает милосердным и справедливым, способен в один момент превратить самого преуспевающего человека в бомжа, протягивающего руку в ожидании подаяния...

Рассказав мне о том, что талантливейшие и очень востребованные в советские времена литовские режиссеры Альмантас Грикявичус и Гедрис Марионас, не найдя себя в современной Литве, оказались совсем без работы, которой посвятили всю свою жизнь, Будрайтис перевел разговор на Някрошюса, Коршуноваса, Вайткуса, которых знает сегодня весь мир. В его голосе не слышалось ноток зависти к молодым, родившимся позже и оттого не имевшим необходимости себя ломать, чтобы приспособиться к новой эпохе и осознать в ней свое место. И это было совершенно понятно, потому что его первый режиссер и учитель Витаутас Жалакявичус сказал однажды: «Пора переходить в другое качество», — и этому совету Будрайтис следовал всякий раз, столкнувшись со случавшимися в его жизни переменами.

Я слушал его и думал: интересно, в какое качество перейдет этот человек, когда выйдет на пенсию? Но определение «пенсионер» почему-то совершенно не хотело прикрепляться к все еще очень моложавому и подтянутому дипломату-актеру-художнику, которого, как ни банальна эта фраза, наверняка «ждут еще великие дела».

Мы пожали друг другу руки и разошлись. Он — наверняка уже через 10 минут забыв о том, что перекинулся парой фраз с каким-то литовцем на книжной ярмарке. Я — с легким сожалением, что не спросил, как, по его мнению, будут дальше развиваться отношения Литвы и России. Хотя, положа руку на сердце, сожалеть было, собственно, не о чем. Потому что и без всяких слов не так уж сложно понять, что для людей искусства не существует таможен и контрольно-пропускных пунктов. И значит, все, что бы ни делали такие люди, как этот литовский Добрыня Никитич, направлено на самое простое и насущное — на сближение людей, какие бы границы их ни разделяли. Во всяком случае не зря же Будрайтис сказал о том, что «два тела, существующие рядом, не могут иметь разные температуры даже при наличии границы между ними»...

Владимирас ЕРМОЛАЕВАС