Улица кончится безъязыкая?

19 июля исполнилось 90 лет со дня учреждения Всероссийской чрезвычайной комиссии по ликвидации безграмотности

Бурных празднований не наблюдалось — хотя, если вдуматься, дата актуальная, что яичко ко Христову дню. Потому как сегодня о всеобщей безграмотности  кто только не кричит; звучат даже нескучные предложения (неофициальные, конечно) создать нечто вроде новой ВЧК по ликбезу.
Строго говоря, грамотность — это не нечто высокое. Статистика записала бы «в грамотные» любого, кто может хотя бы «прочитать, понять и написать простой короткий текст о своей повседневной жизни». О том, что сейчас специалисты понимают под безграмотностью, мы беседовали со Светланой ДРУГОВЕЙКО-ДОЛЖАНСКОЙ, старшим преподавателем филологического факультета СПбГУ, научным руководителем портала gramma.ru (на котором обычно и справляемся о правильности написания), члена Орфографической комиссии РАН (на фото). Заодно узнали, что исключения можно не зазубривать и что научиться грамотно писать — не проблема.

ДИКТАТ ОРФОГРАФИИ
— Светлана Викторовна, когда-то безграмотным называли того, кто вовсе не умел читать-писать, а сейчас и про студента такое сказать могут.
— В 1920-е годы было не так важно, через какую гласную человек напишет слово «корова» — хорошо уже, если он хоть как-то сумеет его изобразить буквами… То есть главной задачей ликбеза мыслилось тогда обучение начальным основам чтения и письма —  грамоте. Но сегодня грамотность — это нечто существенно большее, нежели умение читать и писать без ошибок. Ведь соблюдение норм правописания — только часть грамотности, хотя школа, в которой уроки русского языка практически целиком посвящены правописанию, приучила общество к своего рода диктату орфографии — к тому, что обучение родному языку по сути сводится к обучению все той же «грамоте».  
— Какого человека вы сейчас назвали бы безграмотным?
— Сегодняшняя безграмотность (и размеры ее ужасающи) — это прежде всего неразвитость речи, невладение даже основами речевой культуры.
Я не говорю про мат, сленг, просторечие. Проблема в том, что наши дети, да и многие взрослые, не умеют выразить свою мысль. Уже не до правильного построения предложения — подобрать бы слова, соответствующие ситуации.
Я бы определила так: грамотный человек — это человек, который владеет родным языком. Нельзя сказать «в полном объеме», потому что не существует границ этого объема. Но он владеет разными стилями речи: прекрасно понимает, в каких (редчайших) случаях может и крепко выругаться «ё... т... м...» (ну, например, если ему на ногу упала железная балка); когда нужно продемонстрировать умение пользоваться канцелярскими оборотами (например, при написании официально-делового текста); способен на языковую игру и т. д. Такой человек употребляет различные средства языка в соответствии с конкретной ситуацией общения как в устной форме, так и в письменной.

ПИШИТЕ ПИСЬМА МЕЛКИМ ПОЧЕРКОМ
— Когда стонут о повальной безграмотности, обычно имеют в виду как раз письменную речь.
— Владение нормами правописания, несмотря на все усилия школы, неуклонно снижается. Причин тому можно назвать много, но среди важнейших — видимо,  внедрение в повседневную жизнь компьютера... И не только потому, что компьютерные программы проверки грамотности сами предлагают правильный вариант и тем самым якобы позволяют «не думать», — это чистая ерунда, потому что человек грамотный пишет правильно и в любом случае проверяет, что написал, не полагаясь на программу.
Дело в другом. Любой родитель помнит, как психолог или врач советовал развивать у детей мелкую моторику, потому что это, в свою очередь, развивает мозг и, в частности, лингвистические способности. Сам процесс писания от руки — тоже не что иное, как мелкая моторика. А долбя пальцами по клавиатуре компьютера или мобильного телефона, человек совершает лишь однотипные движения… И сегодня педиатры нередко вынуждены ставить любителям писать эсэмэски невиданный ранее диагноз: онемение пальцев, нервный тик...
Кроме того, печатать на компьютере — быстрее, чем писать от руки. Соответственно, меньше времени на обдумывание… К тому же и моторная, и зрительная память при этом развиваются хуже: когда при написании какого-либо слова ведешь ручкой по бумаге, то мозг невольно запоминает, как шла рука, а глаз — как это слово выглядит. Наверняка многие в детстве пользовались такой уловкой: забудешь, как писать слово, — напиши его в разных вариантах и посмотри, какой из них выглядит привычнее.
— Но если говорить о речевой безграмотности — вряд ли тут виноват  компьютер.
— Неумение правильно говорить — от отсутствия собственно практики говорения. Чем больше разговаривают с едва родившимися младенцами, тем раньше и тем лучше начинают говорить они сами. Одно дело, когда родители лишний раз малышу «агу-агу» не скажут, и совсем другое — когда с ним постоянно щебечут, а то и вслух новорожденному читают. Хоть «Курочку Рябу», хоть «Руслана и Людмилу» — просто чтобы «речь звучала». К слову: как-то ушли из обихода лингвистические игры, а сколько их было — игр вроде «Подбери синоним».
…Наконец, еще одна причина той безграмотности, о которой мы с вами говорим, — то, что преподавание русского языка в школе сосредоточено на правописании. А развитию речи времени уделяется все меньше — и в особенности с введением ЕГЭ как по русскому языку, так и по литературе.
Да, кстати, и обучение правописанию в школе, на мой взгляд, поставлено из рук вон плохо. Точнее говоря — неправильно с точки зрения не столько методики, сколько элементарного здравого смысла. 
«СОЛ», «ФАСОЛ»

С МЯГКИМ ЗНАКОМ
— В чем неправильность?
— Школа всегда ориентировала на запоминание: правил, сложных написаний, исключений… А вот о понимании ребенком того, почему что-то пишется так, а не иначе, она и вовсе не заботилась. Прямо по анекдоту про урок русского языка в кавказской школе: «Учитель говорит: «Дорогие дети, русский язык ужасно трудный. В нем, например, слова сол, фасол, вермишел пишутся с мягким знаком, а слова вилька, булька, тарелька — без мягкого знака. Понять это невозможно, это можно только запомнить».
В результате даже в целом грамотный человек не представляет себе, что все правила складываются в стройную систему, что они своего рода ветви на стволе единого принципа. И в глубине души подозревает, что составлял витиеватые рекомендации по правописанию эдакий мстительный садист, обуреваемый одним  стремлением — во что бы то ни стало помешать кому бы то ни было овладеть тайнами грамотности.
— А вы считаете, что объяснить систему и тем самым привить грамотность — не проблема?!
— Не проблема. Недавно на филологическом факультете Санкт-Петербургского университета был подготовлен комплекс учебников по русскому языку для средней школы, с 5-го по 11-й класс; часть этих пособий уже прошла апробацию в школах города и области, и сейчас комплекс окончательно редактируется. Учебники эти, на мой взгляд, действительно очень хороши — недаром они уже издаются в некоторых странах СНГ.
Части комплекса построены по концентрическому принципу, то есть  уже в 5-м классе дается представление о всей системе языка. Конечно, на самых простых примерах — ведь пятиклассник в силах понять, что «Ваня» — это не текст, «Ехал Ваня на коне» — тоже не текст, а вот «Ехал Ваня на коне, вел собачку на ремне, а старушка в это время мыла фикус на окне» — уже текст.
А в последующих классах на такие простые вещи накладывается все более и более сложное представление о них — не как о терминах, а как о сущности.

«ВЕТРЕНЫЙ»  —  НЕ ИСКЛЮЧЕНИЕ
— А правила языка не объясняют его сущность, его логику?
— Увы, нет. Возьмем, скажем, справочник по орфографии и пунктуации Валгиной и Светлышевой — справочник превосходный, подробный, пытающийся объяснить большинство написаний. Но и тут авторы  демонстрируют явную невозможность уложить многие из написаний в прокрустово ложе правил. Так, правило слитных и раздельных написаний начинается в нем с пассажа: «Через дефис пишутся сложные терминологические образования, называющие различные сорта тканей…» Здравомыслящий человек сразу должен задуматься: «Что за странный принцип положен в основу этой классификации? Почему так требуется писать названия именно тканей? А как быть с сортами мороженого  или, скажем, предметами мебели?»
Дальше перечислены названия этих самых тканей, которые известны разве что нашим бабушкам или профессионалам-кутюрье: креп-армюр, креп-гофре, креп-диагональ и так далее. И мелким шрифтом — четыре исключения: «крепдешин», «файдешин», «фильдекос», «фильдеперс».
Возникают очередные вопросы: что это за правило, если у него нет лингвистического объяснения; что это за правило, если в него попали слова, которые мало кому нужны; что это за правило, если оно не охватывает всех случаев, вроде бы подпадающих под одну и ту же логику, — надменные фильдекос и крепдешин, им-то почему закон не писан, хотелось бы знать? Впору воскликнуть: «Воистину нет правил для исключений!»
Хотя найти лингвистическое объяснение тому, почему «креп-армюр» следует писать через дефис, а «крепдешин» — слитно, совсем нетрудно: через дефис пишутся такие заимствованные слова, части которых способны употребляться самостоятельно. Есть слово «креп», есть слово «армюр», это разные ткани. А в четырех исключительных случаях название новой ткани сложилось из слов, связанных подчинительными отношениями. Например, крепдешин — это «креп де шин», «креп из Китая». Нет такого слова — «дешин». Вот и все объяснение.
Таких случаев уйма. Можно, к примеру, не зазубривать слово «ветреный» как исключение, а понять, почему слово пишется с одной «н», и таким образом узнать, что никакое это не исключение.
— «Ветреный» не исключение?
— На самом деле таких «исключительных» прилагательных, образованных от существительных, не одно, а целых четыре. С одной «н» пишутся также «масленый», «солёный» и «серебрёный». С двумя последними проблем нет — «ё» под ударением и недолгое «н» все напишут правильно, поэтому составители справочников о них не упоминают. А поди разберись, в каком случае нужно писать «масленый» а в каком — «масляный»! Это проблема, которая в школьном учебнике не обсуждается.
А объяснить — просто. Суффиксов, при помощи которых от существительного образуется прилагательное, — несколько, но как минимум два из них, «ен» и «ян», принципиально разнятся по сущности. «Ян» — это суффикс основного качества предмета (например, «глиняный» — сделанный из глины), а «ен» — суффикс добавочного качества; образованное при его помощи прилагательное не указывает, из чего предмет сделан, на чем он работает и так далее, а сообщает некое дополнительное его  качество.
Русскому языку почему-то понадобилось именно с этими четырьмя существительными («соль», «ветер», «масло», «серебро») сыграть в такую игру:  противопоставить значения образованных от них прилагательных. Есть «ветряная мельница» (работающая от ветра — основное качество) и есть «ветреный день» (день, у которого дополнительное качество — ветер гуляет). Есть «масляное пятно» (пятно из масла), а есть «масленый блин» (то есть блин, который маслом вдобавок намазали); ложка может быть и «серебряная» (сделанная из серебра) и «серебрёная» (покрытая серебром). «Соляными» могут быть копи, а «соленой» — пища.
Когда в учебнике пишут просто  «искл.», дети начинают и «безветренный» писать с одной «н». А если объяснить — любой запомнит и написание, и примеры.
— И новые учебники по этому принципу построены?
— Да, они созданы по принципу «не заучивать, а понять». Заучивание может подвести. А если действительно понимаешь, по какому принципу слова складываются, правильно напишешь и незнакомое слово.
Я всегда говорю студентам, что в правилах русской орфографии есть только несколько примеров слов, написания которых я, как историк языка, объяснить не могу: почему «кружево» и «варево» через «е», а «месиво» и «топливо» через «и». Кажется,  никто объяснения этому пока не нашел, поэтому приходится признать, что «так уж сложилось».

ГРАМОТНЫЕ РАВШАН И ДЖАМШУТ
— Почему составители учебников раньше не додумались до «объяснительного» принципа?
— Возможно, потому, что академическая наука очень оторвана от школы. Еще в середине прошлого века академик Щерба говорил о чудовищном разрыве между университетской и школьной наукой, и даже больше — между университетской наукой в области языкознания и обществом.
— Возвращаясь к «грамотности» в смысле «владения речью». Есть ощущение, что люди переходят на интуитивное понимание друг друга. Идут два подростка — и  общаются так, что, если исключить матерные и служебные слова, останутся два-три существительных. Но ведь понимают, так сказать, суть диалога.
— На таком уровне и обезьяны способны понимать друг друга. Так можно объяснить лишь самые примитивные вещи, и то не всегда. Вспомните детский анекдот: судят ученика кузнеца за то, что он мастеру молотком голову прошиб. Подсудимый оправдывается: «А что я такого сделал! Мастер сказал: «Когда я выну деталь из печи и кивну тебе головой, стукни молотом по ней…» То есть причиной трагедии стал неправильный порядок слов.
И еще один пример. Сюжет из телепроекта «Наша Раша» про строителей-гастарбайтеров Равшана и Джамшута. Меня его смысл пронзил буквально до печенок…   Общаясь с прорабом по-русски, эти ребята, говорящие «насяльника», «падаконика», «какафель» и прочее, производят впечатление чистых идиотов, а переходя на родной язык, дискутируют: «Вы знаете, коллега, все-таки Кант был не вполне прав со своей критикой чистого разума...» То есть в ситуации, когда герои не владеют языком, общаться с ними категорически невозможно. Зато говоря на языке, которым владеют, показывают себя глубокими философами. По-моему, этот пример вполне иллюстрирует важность  грамотности.


Беседовала Александра ШЕРОМОВА

В Мой Мир

Опубликовать