Виктор Корчной: на моей ладони линия судьбы отсутствует
Отметив 80-летие, знаменитый шахматист продолжает играть и с удовольствием вспоминает турниры «вечёрки»
Отметив 80-летие, знаменитый шахматист продолжает играть и с удовольствием вспоминает турниры «вечёрки»
23 марта исполнилось 80 лет гроссмейстеру Виктору Корчному. По мнению шахматной общественности, Виктор Львович — сильнейший из шахматистов, который так и не смог завоевать корону чемпиона мира по шахматам. Он вошел в историю как шахмат, так и нашей страны как один из главных «возмутителей спокойствия» середины 1970-х годов. Эмигрировав в 1976 году в Голландию, а затем в Швейцарию, Корчной дважды встречался в матчах за звание чемпиона мира с Анатолием Карповым, причем каждая из партий этих матчей становилась политической…
Про Корчного до сих пор ходят легенды. Например, что он по сей день боится мести бывших агентов КГБ, считающих его одним из виновников распада СССР, а посему принимает меры конспирации, так что добраться до него практически невозможно. Оказалось — совсем наоборот: его телефон есть в справочнике абонентов Швейцарии в Интернете. Корреспондент «Вечернего Петербурга» дозвонился до Виктора Львовича незадолго до его юбилея.
В 1941-м ходил на Неву за водой
— Виктор Львович, привет вам из вашего родного города!
— Спасибо. Я действительно родился в Ленинграде и здесь провел всю свою жизнь до отъезда за границу. В детстве я жил на Литейном, 16, что между улицами Петра Лаврова и Салтыкова-Щедрина (ныне Фурштатская и Кирочная. — Ред.). Пошел в школу, тогда носившую № 203, — бывшая Анненшуле, напротив кирхи Святой Анны, где был кинотеатр «Спартак».
— И ленинградскую блокаду пережили?
— Да. Все 900 дней, «от звонка до звонка». Помню, как я из дома с ведрами ходил на Неву воду брать. Помню бомбежки — все это осталось живо в моей памяти. Самое тяжелое время было — начало 1942 года. Ленинград замер просто, вполовину мертвый был. Но — выстоял. Потом уже больше жизни стало в городе. В блокаду я потерял многих своих родных, которые погибли от голода. А отец погиб в ополчении на Ладожском озере.
К счастью, мои самые близкие, мама и мачеха, остались живы.
Я о своем военном детстве вспоминал совсем недавно, когда давал сеанс в пользу пострадавших от противопехотных мин, мне пришлось выступать со вступительным словом. В сеансе играли люди не бедные, каждый дал 500 франков за участие, я сам тоже дал определенную сумму. В результате мы в пользу пострадавших от мин собрали 16,5 тысячи франков.
— Когда в 1990 году вам вернули советское гражданство, знак «Жителю блокадного Ленинграда» вы тоже получили?
— Знак получил. А советское гражданство я мягко отклонил. По личным причинам.
— Не потому ли, что двумя годами позже, через 12 лет пребывания, вы собирались получить гражданство Швейцарии, в которой вам было предоставлено политическое убежище?
— Видите, как хорошо вы все знаете!
По стопам Ботвинника
— Как только сняли блокаду, в 1944 году, вы пришли в Ленинградский дворец пионеров. Однако занимались в трех кружках: кроме шахматного еще в музыкальном и художественного слова. Как же получилось, что вы выбрали именно шахматы?
— В шахматы научил меня играть отец, когда мне было лет шесть. А моя мать была в молодости пианисткой, так что мой выбор понятен. И стихи я любил декламировать. Однако музыку пришлось бросить с самого начала — во-первых, пианино нужно было дома иметь, а у нас не было ни денег, ни места в комнатушке в коммуналке, где инструмент поставить. Потом выяснилось, что у меня не очень чистое произношение в родном языке. Я ходил на специальные занятия, пытался исправлять произношение. Однако ничего у меня не получилось, и со слезами на глазах я бросил и художественное слово. Так что остались шахматы.
— Марк Тайманов говорил, что его выбор в пользу шахмат определило не в последнюю очередь то, что шахматный клуб Дворца пионеров патронировал Михаил Ботвинник.
— Полностью с ним согласен. Михаил Моисеевич определил и мой жизненный путь. Он в то время был единственным шахматным профессионалом, и мне пришло в голову, что я тоже должен им стать. Это было довольно рискованным, я был одним из немногих, кто хотел иметь шахматную профессию. Но мне действительно удалось это — пойти по стопам Михаила Ботвинника. Сперва я стал чемпионом СССР среди юношей в 1947 году. Потом стал мастером, гроссмейстером и так далее.
Интересно, что мой дебютный репертуар тоже был под Ботвинника — в первую очередь французская защита и голландская защита, вариант «каменная стена». Я ничего своего не придумывал, а старался копировать, как играл он.
Не хотел шпионить
— Позже вам удалось поработать с Ботвинником? Помогали ему в подготовке к определенным матчам? Или, наоборот, он вам помогал, как Тайманову перед матчем с Фишером?
— К сожалению, нет. И вот почему. В 1960 году я стал чемпионом СССР, и в том же году был матч Ленинград — Москва, в котором я обыграл Ботвинника. На него произвело впечатление — и наша партия, и наша беседа после игры. И Ботвинник через знакомых пригласил меня помогать ему готовиться к матчу-реваншу с Михаилом Талем за звание чемпиона мира.
— И вы согласились?
— Слушайте дальше. Одновременно я получил предложение и от Михаила Таля — пойти к нему помогать в подготовке к матчу с Ботвинником!
— Так чье же предложение вы в итоге приняли?
— Я посидел, подумал… Я сам собирался бороться за мировое первенство. Что же, я пойду к кому-нибудь из них для того, чтобы шпионить — как он себя ведет и как он готовится к игре? И я отказал обоим.
— Виктор Львович, про вас говорили, что у вас всегда было обостренное чувство справедливости и порядочности. Я слышал про другой случай. Вы не хотели уходить от вашего тренера по Дворцу пионеров Владимира Зака к гроссмейстеру Александру Толушу, считая это предательством по отношению к первому тренеру…
— Это правда. Действительно, Толуш предложил мне, что он будет со мной работать. Сделает из меня хорошего шахматиста. И я тоже отклонил это предложение.
Хотя теперь можно взглянуть на это и с другой стороны. Я ведь потерял несколько лет из-за того, что крупный шахматист Толуш не передал мне своего опыта. Я также потом очень сожалел и о том, что не принял предложения ни от Таля, ни от Ботвинника, потому что мне было чему поучиться и у одного и у другого. Но тогда поступить иначе мне и мысли не приходило.
«Брал препятствия лбом»
— Марк Тайманов в своей книге «Вспоминая самых-самых» писал, что вы не отличались искрометным талантом, а всего добивались кропотливой, напряженной работой.
— Это правда. Я не был вундеркиндом, и абсолютно всё, где я преуспел, где прибавил, где вырос, — это благодаря труду. Как я люблю говорить, «брал препятствия лбом». Понадобилось немало времени для того, чтобы пройти трудный путь от начинающего шахматиста до гроссмейстера.
— Не поэтому ли на передний край борьбы за чемпионский титул вы вышли только к началу 1970-х? Особенно в свете ваших рассуждений о потерянных годах. Стань вы претендентом на звание чемпиона мира раньше, до появления на аван-сцене Анатолия Карпова, то, возможно, все могло бы сложиться по-другому...
— Возможно. Но тогда это был бы не я, а какой-то другой человек (смеется).
Еще в 1965 году в Западной Германии мне предложили остаться и помочь на первых моих шагах. Тогда я мягко, дипломатично отклонил это предложение. На том основании, что в Советском Союзе гроссмейстеры — это выдающиеся личности. А в 1974 году, во время и после матча с Анатолием Карповым за право бросить вызов чемпиону мира Роберту Фишеру, я почувствовал, что есть выдающиеся личности и есть «стая товарищей», и с этого момента я стал созревать к отъезду. Так завершился трудный путь от верного сына Коммунистической партии до человека, который стал разбираться в международном положении. Вот так (смеется).
— Матчи с Карповым 1978 года в Багио и 1981-го в Мерано, которые вы уже играли в статусе политического эмигранта, подробно описаны в ваших книгах. По прошествии многих лет вы все еще придерживаетесь теории парапсихологического воздействия на вас со стороны советских спецслужб?
— Были различные формы воздействия на меня. Не только парапсихологические. Но давайте поговорим о чем-нибудь более приятном.
Уехал, чтобы играть в шахматы
— Хорошо. Думаю, вам, Виктор Львович, будет приятно услышать, что все считают вас самым возрастным гроссмейстером, который продолжает активно выступать. Раскройте секрет своего творческого долголетия...
— Секрета никакого нет. Я уехал из Советского Союза, чтобы продолжать свою творческую жизнь. Уехал, чтобы заниматься шахматами. И здесь, в Швейцарии, я получил такую возможность. Сейчас у меня уже нет больше амбиций, чтобы стать чемпионом, победить в турнире и т. д. Я играю в свое удовольствие.
Нельзя сбросить со счетов и лучшие условия для жизни. Но я уехал не для того, чтобы просто так жить. Я уехал, повторяю, чтобы продолжать свою творческую жизнь. И я продолжаю ее.
— Активный образ жизни ведете, занимаетесь спортом?
— Нет, я уже с палочкой хожу. А спортом раньше занимался, ходил на лыжах. Кстати, я купил квартиру на горном курорте Энгельберг, неподалеку от Люцернского озера. А в городке Волен, что под Цюрихом, где мы живем постоянно с моей супругой Петрой, мы квартиру снимаем.
— У вас крепкий семейный тыл?
— С Петрой (урожденной Лееверик. — Ред.) мы знакомы едва ли не с момента моего отъезда из СССР — познакомились на моем сеансе одновременной игры в Амстердаме. Она хорошо говорит по-русски, выучила его в ГУЛаге, где провела 10 лет в воркутинских лагерях после того, как агенты СМЕРШа похитили ее из Лейпцига, где она училась в университете. Она возглавляла нашу делегацию на матчах в Багио и Мерано, работала в комитете по защите семьи Корчного, когда мою первую жену и сына не выпускали из СССР. С 1991 года мы муж и жена.
— Она называет вас Виктор Львович и с вами на «вы»?
— Так уж сложилось.
— Курить вы бросили?
— Да. Уже 16 лет назад.
— Диета какая-нибудь особая…
— Никакой.
— А разговоры о банке черной икры ежедневно?
— Очередная байка.
— Кстати, о байках. Говорят, в Швейцарии каждый может преподнести необычный подарок на день рождения своим родным — партию с гроссмейстером Корчным. И результат можно заказать…
— Мне действительно время от времени звонят люди и просят, чтобы я сыграл с их родными, у которых день рождения, партию. Скажем, сын хочет устроить отцу подарок на день рождения — партию с гроссмейстером. Платит за это деньги — иначе какой же это подарок? Такие случаи бывали неоднократно. Но проиграть специально никто меня не просил, я, наоборот, играю в полную силу.
— И сколько такой подарок стоит?
— Вот когда захотите его кому-нибудь преподнести — тогда и поговорим (смеется).
В планах — Мемориал Ботвинника
— Виктор Львович, когда в очередной раз приедете в Россию?
— Надеюсь, в этом году. Меня пригласили в августе на Мемориал Михаила Ботвинника — 17 августа, в честь столетнего юбилея. Турнир пройдет в Москве или под Москвой. Я собираюсь непременно принять в нем участие.
— А в Питер в конце этого года? Почему бы вам не принять участие в чемпионате города по блицу, который проходит под эгидой «Вечернего Петербурга»? Вы ведь первый его победитель, еще в далеком 1954 году.
— Помню я этот турнир, жаркие схватки «на флажке». Хорошо помню и Валентина Ивановича Семёнова, с которым мы всегда тепло общались. К сожалению, в блиц я играю сейчас хуже, так что не уверен, что составлю здесь конкуренцию молодым.
— Они играют в другие шахматы?
— Шахматы становятся другими. В них вторгся компьютер, который постепенно уничтожает шахматы человеческие. Так что я пессимистичен.
— Будем надеяться, Виктор Львович, что вы и в год вашего следующего юбилея продолжите играть в «человеческие» шахматы...
— Вы знаете, с одной стороны, одна гадалка мне напророчила, что я умру в 84 года, причем не своей смертью. С другой стороны, хироманты утверждают, что на моей ладони абсолютно не прослеживается линия судьбы, так что я сам кузнец своего счастья. посмотрим…
Беседовал Борис ОСЬКИН
Фото Интерпресс
