Выросшие в СССР

Дорогие читатели! Мы продолжаем публикацию воспоминаний сеньора Вирхилио де лос Льяноса Маса о годах, проведенных в Ленинграде. Напомним, Вирхилио был среди испанских детей, эвакуированных в 1937 — 1938 годах в Советский Союз из Испании, охваченной гражданской войной.

Дорогие читатели! Мы продолжаем публикацию воспоминаний сеньора Вирхилио де лос Льяноса Маса о годах, проведенных в Ленинграде. Напомним, Вирхилио был среди испанских детей, эвакуированных в 1937 — 1938 годах в Советский Союз из Испании, охваченной гражданской войной.


(Продолжение. Начало в номере за 16 июля)

Нас троих — Кармен, Вирхилио и Карлоса оставили в испанском детском доме № 9 в Ленинграде…

Теперь мы ленинградцы

Нашей временной резиденцией стала роскошная гостиница «Англетер» на Исаакиевской площади. По соседству высился Мариинский дворец, а огромных размеров конная статуя Николая I являла собой границу между двумя площадями. Историю этих великолепных улиц и зданий я узнал по прошествии нескольких лет, а в ту жестокую зиму 1938 — 1939 гг. чувствовал, что эти пространства несоизмеримы с маленьким Мадридом моего детства.

Величественная площадь всегда была заполнена машинами, троллейбусами и прохожими, с темных небес сыпался холодный снег. Замерзшие окна с двойными рамами защищали жилье от холода, но не позволяли видеть улицу. При входе в «Англетер» высились привратники в ливреях; роскошный ресторан ослеплял белизной накрахмаленных скатертей и салфеток; на столах стояли дорогие сервизы и невероятное количество приборов; вместо любимых фасоли, чечевицы или гороха пити нам подавали какие-то неизвестные блюда; во время трапез оркестр исполнял странную музыку. После двух с половиной лет военных тягот нам все казалось чужим и непривычным.

Помимо всего прочего, в «Англетере» нам выдали русскую зимнюю одежду: меховые шапки, теплые пальто, зимнее нижнее белье, утепленные костюмы и не известную нам ранее обувь, которую следовало носить с резиновыми галошами, — валенки.

Выходя на улицу, мы опускали уши шапок, поднимали меховые воротники; воспитатели обвязывали наши рты длинными шерстяными шарфами, делая узел на спине. Мы походили на медведей, и было невозможно узнать шедшего впереди тебя — все казались близнецами.

Надо было срочно навести привычный для нас «порядок».

«Три поросенка»

Для начала решили попросить оркестр исполнять нашу любимую музыку. Правда, никто из нас не знал ни слова по-русски.

За обедом наш «делегат» подошел к оркестрантам и заказал мелодию из диснеевского мультфильма «Три поросенка». Музыканты внимательно выслушали просителя, но, естественно, не поняли испанской речи. Тогда верзила, ставший в дни морского перехода в Ленинград нашим «неформальным лидером», решился на крайний шаг. Вспрыгнув на стул, он произнес пламенную краткую речь с ультиматумом: не прикасаться к еде, пока не услышим знакомую мелодию!

Вскоре весь персонал ресторана, и в первую очередь повара в безупречно белых одеждах, забегали среди столов, рассматривая пищу на тарелках, — решили, что причиной нашей «голодной забастовки» стало качество блюд. Мы же изредка взглядывали на аппетитную пищу и только сглатывали слюну: боевая солидарность была превыше голода.

Мы сами себя загнали в тупик, но выходить из него следовало с достоинством. Трое наших ребят поднялись с мест и направились к эстраде, где молча стояли расстроенные музыканты. Встав на четвереньки и хрюкая, троица насвистывала в промежутках между хрюканьем фрагменты известной мелодии.

Руководитель оркестра первым понял смысл пантомимы и захохотал. Он сказал оркестрантам что-то по-русски, поднял палочку и... наш карантин в «Англетере» с тех пор озвучивался веселым гимном Наф-Нафа, Ниф-Нифа и Нуф-Нуфа.

Дни в «Англетере» текли однообразно.

Но настал день расставания с музыкантами, поварами, докторами и нянечками (многие из них плакали). Вереница автобусов отправилась развозить нас по детским домам.

Карантин завершился.

«Никогда больше!»

В классе меня посадили за одну парту с астурийским мальчиком Висенте Морейрой Пикорелем.  Мы были одногодками. Висенте очень хорошо рисовал,  мы крепко подружились. Время  текло, и я узнал о горе моего товарища.

…Висенте было 11 лет, когда он в последний раз видел маму.

...26 августа 1936 года Изабель Пикорель вместе с тремя детьми второпях покинула дом. Соседи предупредили ее, что фалангисты (активисты профашистской партии Испанская Фаланга, поддержавшей мятеж) нагрянут с арестом. По всей стране в районах, где мятежники захватили власть, шли аресты и расстрелы людей, известных симпатиями к Республике. А муж Изабель к тому же сражался на фронте в соседней Астурии в рядах защитников законного правительства. 

Хуан Родригес Аниа в детдоме № 8 в Ленинграде.

Беглецы переночевали под открытым небом на холме. Ночью было прохладно, дети жались к матери, которая обнимала сыновей. Эти ласковые руки маленький Висенте запомнил на всю жизнь, они стали для него символом любви и защиты...

Наутро Изабель решила проникнуть в деревню и попытаться собрать хоть немного вещей в дальнюю дорогу: в республиканскую зону Астурии, где воевал муж. Простилась с младшими, не ведая, что разлучаются они навсегда; старший сын отправился в опасный путь с матерью. Их схватили. Изабель бросили в грузовик с тремя другими арестованными. Всех четверых расстреляли в упор из пистолетов вблизи деревни Фреснедо; местным велели закопать тела в общей яме.

Старшему сыну удалось убежать от фалангистов, вернуться и рассказать братьям о гибели матери. Втроем мальчики отправились в Астурию искать отца. Они пересекли линию фронта, просили еду в деревнях, пока не дошли до Астурии и не встретились с отцом. Рамон Морейра устроил детей в доме для приезжих, рассказал им о Советском Союзе, куда он решил отправить двоих младших. Старший сын остался с отцом. Рамон обещал, что приедет за сыновьями в Россию, как только окончится война в Испании.

Скульптор Висенте Морейра с семьей возле памятника «Никогда больше!».

…Великая Отечественная война разлучила нас с Висенте Морейрой. Когда мы встретились с ним уже в Испании много лет спустя, я услышал продолжение рассказа о жизни его семьи.

…Висенте прожил 20 лет в Советском Союзе, сначала в Ленинграде, позже — на Урале, в Москве и в Баку. Учился изобразительному искусству и скульптуре. Вернулся в Испанию в 1956 году и стал преподавать в институте. Отец его, Рамон Морейра, на фронте был тяжело ранен, попал в плен и приговорен к 20 годам заключения. Он умер в 1946 году, так и не увидев своих детей.

Все эти годы Висенте непрестанно думал о матери, пытался найти ее могилу. Долго пришлось ждать, люди боялись репрессий. Только после смерти диктатора Франко в 1975 году удалось узнать место безымянной могилы.

В сентябре 2001 года  группа археологов и судебных экспертов сумела опознать останки четырех людей, лежащих в могиле. Наконец Висенте удалось выполнить сыновний долг — достойно похоронить мать.

Надпись на мемориальной доске памятника гласит: «В память о 1100 детях, их воспитателях и учителях, 23 сентября 1937 года, во время гражданской войны, отправленных в СССР из порта Мусель».

Позже  Висенте выполнил другое свое давнее желание и долг: в апреле 2008 года в городке Фаберо на центральной площади был установлен выполненный им памятник «Nunca Jamаs» («Никогда больше!») тем, кто пал жертвами репрессий в годы гражданской войны. Руки, отчаянно тянущиеся к небу из изрытой снарядами земли Испании, взывают к памяти о тысячах мужчин и женщин, павших в борьбе с фашизмом. Подобно Изабель Пикорель, они долгое время покоились в безымянных могилах. Но все сильнее звучит сегодня в Испании призыв вспомнить каждого поименно, определить места захоронений и позволить потомкам достойно захоронить погибших.

По словам самого Висенте, памятник должен напоминать грядущим поколениям: ужасы войны не должны повториться больше никогда! 

…Скульптор Висенте Морейра Пикорель скончался в Мадриде 13 мая 2009 года. Он завещал детям, чтобы его прах покоился рядом с прахом  матери  на кладбище Донадо, в провинции Самора, где захоронены их предки. 

Мальчик на скале

...На Северном фронте в Астурии шли кровопролитные бои, порт Хихон мятежники обстреливали и бомбардировали с воздуха и с моря круглые сутки. Вместе с Висенте Морейрой тревожной ночью 23 сентября 1937 года в составе экспедиции 1100 детей республиканцев на борт советского теплохода «Феликс Дзержинский» в порту Мусель ступил десятилетний Хуан Родригес Аниа. С ним в СССР отправились сестры Тринидад и Матутина и брат Луис. Это была третья из четырех экспедиций в Советский Союз. Правительство СССР предложило правительству Испанской Республики убежище для 3000 детей — сирот и жертв гражданского конфликта.
Предполагалось, что по окончании войны юные испанцы будут возвращены на родину.

...На скале сидит и смотрит в морскую даль мальчик-подросток. Или он вглядывается в свое будущее?

Отец четверых детей Родригес Аниа погиб на фронте, и дети уже успели испытать на себе лишения в интернате на территории Испании. Впоследствии Хуан вспоминал, что детские дома в Ленинграде отличались от испанских военного времени, как небо от земли, в плане организации и обучения. О детях в СССР заботилась целая армия воспитателей и учителей, об их здоровье пеклись доктора и медсестры. В будущем им были открыты двери профтехучилищ и техникумов, институтов и университетов. При этом советские люди не забывали о важности для испанцев сохранить родной язык, культурные традиции и обычаи. Обучение шло на русском и на испанском, а в числе учителей были такие опытнейшие преподаватели, как Арреги из Страны Басков.

На съемках телепередачи о «детях войны» встретились постаревшие «советские испанцы».

На родину Хуан вернулся в январе 1957 года. Он наивно поверил обещаниям диктатора Франко предоставить бывшим «детям войны» жилье и работу. (Испания уже вступила в ряды членов ООН, и официально франкистские власти приглашали вернуться на родину 32 000 молодых испанцев, отправленных в годы войны в другие страны.) Но вместо «Добро пожаловать!» родина встретила Хуана и других репатриантов допросами в полицейских участках. Иногда в допросах участвовали представители американского ЦРУ. За свои убеждения и «советское» прошлое Хуану Родригесу Аниа пришлось заплатить месяцами тюрьмы.

...Позже, в свободной от франкизма Испании, Хуан был избран секретарем Ассоциации репатриантов из СССР и вместе с Арасели Руис Торибиос задумал интересный проект. «Печально и стыдно, что нигде в Испании нет улицы или площади, напоминающей о драме детей, которые вынуждены были покинуть родину. Вдали от нее они тяжко переживали, тосковали, вспоминали о родителях и об Испании» — таков был главный аргумент авторов проекта. Скульптор Висенте Морейра уже давно создал чертежи и наброски монумента.

Они представили свой проект в мэрию Хихона и властям порта Мусель, где он получил одобрение. Речь шла о первом в Испании памятнике, посвященном «детям войны».               

...Два испанца-ленинградца, скульптор Висенте Морейра и организатор проекта Хуан Родригес Аниа, первыми выступали на торжественном акте открытия памятника 17 декабря 2005 года.

Несмотря на штормовую погоду, на площади в порту собралось более полутысячи человек, в основном бывших «советских испанцев» и членов их семей. Мэр Хихона госпожа Пас Фернандес Фельгеросо назвала событие «глубоко эмоциональным и историческим».

Телевизионная группа «Idem» режиссера Альберто Рохо вела съемки митинга для будущего фильма о «детях войны», в котором документальные эпизоды отправки экспедиций за рубежи Испании будут чередоваться с нынешними интервью и репортажем.

В тот день постаревшие «советские испанцы» не могли наговориться — они приехали в Хихон с разных концов страны. Плакали и обнимались, показывали фото детей, внуков и правнуков, обещали звонить друг другу и писать по электронной почте.

Хуан Родригес Аниа скончался 5 января 2007 года, и горсточка его праха легла в землю у основания задуманного им памятника.