Газета выходит с октября 1917 года Thursday 28 марта 2024

Юная бабушка, кто вы?

«Фотография — это связь видимой реальности с астралом. Тайна эмульсии непостижима. А мы объясняем фотографию какой-то механической дурью!» Этими словами Василий Аксенов объяснил ту странность, которая происходит с реальным миром, когда его изображение переходит на снимок.

«Фотография — это связь видимой реальности с астралом. Тайна эмульсии непостижима. А мы объясняем фотографию какой-то механической дурью!» Этими словами Василий Аксенов в своем романе «Скажи изюм» объяснил ту странность, которая происходит с реальным миром, когда его изображение переходит на снимок.

Не раз замечала, что на фотографии часто вдруг проступают какие-то детали, черты, настроения, которые были не видны простым глазом, не вооруженным фотокамерой.

Я вот, к примеру, верю, что экстрасенсы способны определить по фотографии, жив человек или уже нет. Они говорят, что от снимков ушедших исходит холод.

Эти магические свойства преображения реальности, привнесения в нее какого-то дополнительного измерения бывают свойственны не только снимкам мэтров фоторепортажа.

Нечто таинственное вдруг проступает и на самых проходных снимках, сделанных китайской «мыльницей» или просто мобильным телефоном.

Что уж говорить о старинных снимках! Недавно, разбирая оставшийся от папы архив, который хранился на антресолях, я наткнулась на маленький альбомчик в переплете из потертого и выцветшего, испачканного чернильным пятном бархата и со сломанной металлической застежкой. Что это? Оказалось, это альбом моей бабушки с дагерротипами, выполненными, как можно прочитать на обороте, в различных фотоателье Петербурга в 1913 году. Который считается последним благополучным годом прежней — императорской — России. Потому что наступил 14-й год, начался, как писала Анна Ахматова, «не календарный — настоящий двадцатый век» и пошло-поехало: Первая мировая, революция, Гражданская, Сталин, Великая Отечественная, ленинградская блокада.

Как завороженная, смотрела я на снимки юной бабушки, одетой в какие-то форменные платья — темное, с белым кружевным воротничком (видимо, повседневное), и белое, с пышными рукавами-буфами, — парадное. Я вглядывалась в это милое девичье лицо, в эти темные глаза, широко распахнутые и доверчиво смотрящие на белый свет, силясь понять — улавливала ли бабушка  гул грядущих катастроф, предчувствовала ли свою судьбу и мученическую смерть в августе 1942 года в блокадном Ленинграде, в
одиночестве?

Мне кажется, нет. В 1913 году ей было чуть больше двадцати, она была хороша собой и пользовалась успехом у мужчин, о чем свидетельствуют фотографии нескольких поклонников с милыми дарственными надписями («Хорошенькой Зиночке от...», «Милой Зинаиде Александровне на память от...»).

Кроме этого старинного альбома, от бабушки больше ничего не осталось. Хотя нет, еще кое-что — я, ее внучка, которая, судя по найденным снимкам, очень на нее похожа.

↑ Наверх