«Закройте окна — и продолжим работать»

Ансамбль Игоря Моисеева выступает в Петербурге

21 января мы отмечаем 105 лет со дня рождения Игоря Александровича Моисеева — человека-легенды, человека-эпохи, создавшего новый жанр народно-сценической хореографии, первый в мире профессиональный ансамбль народного танца, который по праву называют Театром народного танца.
Сегодня на сцене БКЗ «Октябрьский» моисеевцы показывают программу «Танцы народов мира». Накануне гастролей мы побеседовали с директором ансамбля, бывшей его солисткой, народной артисткой России Еленой Щербаковой.

Это не секс, это — шабаш ведьм

— Елена Александровна, Петр Вайль заметил, что Игорь Моисеев ставил Россию в мировой контекст; у него «Камаринская» помещалась между «Хабанерой» и танцем аргентинских гаучо...

— Безусловно, ему было важно обратить внимание людей на то, в каком разнообразном, интересном мире мы живем. Но, мне кажется, самое главное — то, что Игорь Моисеев был патриотом своей страны, и он хотел показать всему миру красоту и глубину русского танца.
Недавно по телевизору я видела фильм «Империя танца», где диктор объяснял, что Игорь Моисеев и его ансамбль — это «жизнерадостное прославление советского строя». Игорь Александрович не ставил по заказу: просто его творческая задача совпадала с политикой государства. Естественно, творчество Моисеева было важно и полезно для страны. Представьте себе: 1945 год, Финляндия, которая совсем недавно воевала против СССР. И моисеевцы на сборном концерте советских артистов переломили негативный настрой зрителей — зал разразился бешеными аплодисментами.

— А я слышала недавно, как один грузинский хореограф назвал детище Моисеева партийно-правительственным ансамблем. И это при том, что Игорь Александрович много раз отказывался от вступления в партию, да еще смело аргументируя тем, что верит в Бога...

— Да, Игорь Моисеев и его ансамбль были действительно нужны стране настолько, что, как он вспоминал, «партийцы в конце концов махнули на него рукой». Вообще Игорь Александрович всегда умел настоять на своем.
Вы знаете, когда он поставил «Ночь на Лысой горе», ее вначале запретили, чиновники от искусства обвиняли Моисеева в том, что на сцене царит секс. И Игорь Александрович сумел всех убедить, что это не секс, а шабаш ведьм, и как его изобразить иначе?! Он все-таки добился того, что этот балет разрешили, и он до сих пор пользуется огромным успехом во всем мире. Кстати, организаторы нынешних гастролей нас особенно попросили его привезти — в Петербурге многие мечтают еще раз увидеть этот уникальный спектакль.
После гастролей в США в 1958 году, где моисеевцы первыми из советских артистов открывали культурные связи между нашими странами, Моисеев поставил рок-н-ролл, официально запрещенный в СССР. И для того чтобы его разрешили, Игорь Александрович представил танец как пародию и назвал «Назад к обезьяне». Да, там действительно были пародийные образы. Но танцевали-то артисты вовсе не как пародию, с таким упоением!

Ни один человек из нашего ансамбля не остался на Западе

— Игорь Александрович наверняка получал приглашения остаться за рубежом?

— Безусловно. Но Моисеев очень любил свою родину, и у него никогда не было мысли куда-то уехать прежде всего потому, что он всю жизнь занимался любимым делом и всегда был свободен в своих творческих исканиях. К тому же, думаю, такой ансамбль он мог создать только у нас, в многонациональной стране.

— Как он отнесся к распаду Советского Союза?

— Я помню, когда в августе по Тверской шли танки, артисты прервали репетицию и кинулись к окнам, Игорь Александрович сказал: «Закройте окна — и продолжим работать». Он был убежден, что ансамбль должен работать, несмотря ни на что.
Конечно, его волновало то, что он видел вокруг себя, — за рубежом и дома. Но мне сложно говорить об этом — Игорь Александрович был человеком достаточно закрытым.

— Ваш ансамбль ездил по миру с 1945 года, и неужели за все эти годы ни один артист коллектива не прельстился на сытую западную жизнь?

— Нет, не прельстился. Тем более что Моисеев нас учил: артист балета из-за стола должен выходить с чувством легкого голода. Если серьезно, то ни один человек из нашего ансамбля не остался на Западе. Лишь в перестройку шесть лучших солистов ансамбля ушли в «Риверданс», где их зарплата была на порядок выше, чем в нашем ансамбле. И тогда сработала золотая моисеевская фраза: «Незаменимых нет». Он был спокоен: «Что ж, воспитаем новых». И что ж теперь? Где «Риверданс», где эти артисты? Все закончилось. А ансамбль живет, и на его концертах всегда аншлаги.

— Я знаю, что в ансамбле Моисеева называли хозяином. Говорят, он очень жестко относился к своим артистам.

— Да, действительно, на репетициях он был жестким и очень требовательным. Но иначе нельзя, если стремишься добиться результата. И он хотел, чтобы его артисты были не только высокопрофессиональными танцовщиками, но и образованными людьми. Я вспоминаю свои первые гастроли во Францию в 1971-м. Каждый день после утренних репетиций, несмотря на то что у нас буквально отнимались ноги, вся молодежь бежала в Лувр: Игорь Александрович добился для артистов большой скидки на билеты.
Каким бы напряженным ни был гастрольный график, Моисеев всегда оставлял один день в неделю для экскурсий. При этом экскурсии часто проводил сам. Никогда не забуду, как во Флоренции он обратился к плохо говорящей по-русски даме-гиду (тогда не практиковали экскурсии на русском языке): «Извините, я сам проведу экскурсию». Мы наслаждались — Моисеев необычайно интересно рассказывал о своем любимом историческом периоде Возрождения, о любимом художнике Боттичелли. Гид после экскурсии сказала, что прежде ничего подобного не слышала.
Он был блестящий репетитор и всегда очень точно объяснял смысл придуманного им движения. Помню, когда Игорь Александрович уже был пожилым человеком, в ансамбль пришли совсем молодые артисты, и когда он репетировал с ними «Сюиту из старинных русских танцев», читал наизусть своего любимого Лермонтова — «Песню о купце Калашникове».
Моисееву всегда все было интересно, но, конечно, в первую очередь то, что касалось танца. Игорь Александрович очень любил смотреть выступления наших прославленных фигуристов. Обратите внимание — стремительность движения, задор, широта жестов, мгновенная смена поз и ракурсов, виртуозность исполнения технических элементов, вращений — все эти характерные для ледового спорта черты в полной мере присущи моисеевской школе танца. В 1980 году к Московской олимпиаде он поставил хореографическую картину «На катке», на музыку Штрауса, Оффенбаха, Андрея Петрова, фрагменты которой увидят зрители Петербурга.

— Не жалел о неисполненном?

— Думаю, жалел. В одном из своих интервью Игорь Александрович признал: «Я мог бы сделать больше, но в том, что не сделал большего, виню лишь себя. Но вместе с тем жизнь прожита не зря».

Беседовала Елена БОБРОВА