Кто защитит наследие академика?
Вот уже десять лет, как Дмитрия Сергеевича нет с нами. Первого почетного гражданина Санкт-Петербурга академика Лихачева часто называли совестью нации, «последним российским интеллигентом», «не просто ученым, но и духовным лидером всей России», «главным духовным ориентиром и самым негромким человеком» ...
Первого почетного гражданина Санкт-Петербурга академика Дмитрия Сергеевича Лихачева часто называли совестью нации, «последним российским интеллигентом» (Даниил Гранин), «не просто ученым, но и духовным лидером всей России» (Валентина Матвиенко), «главным духовным ориентиром и самым негромким человеком» (министр Андрей Фурсенко)... Когда 2006 год объявили Годом культуры, образования, гуманитарной науки — Годом академика Д. С. Лихачева, тот же министр образования Андрей Фурсенко заявил, что правительство «будет делать все возможное, чтобы сохранить наследие Лихачева». Но вот уже 10 лет, как академика Лихачева нет с нами — 30 сентября 1999 года Дмитрий Сергеевич ушел из жизни, — а что делается для сохранения его наследия?
«Слово» объявили подделкой
— Честно говоря, я не знаю, что тогда имел в виду министр, — удивляется внучка академика тележурналист Зинаида Курбатова. — Но приведу один показательный пример. «Слово о полку Игореве» — наше все, однако прошло 10 лет после смерти дедушки, и один из его учеников — Александр Бобров — делает программный доклад в Пушкинском доме о том, что «Слово» — подделка... Дедушка сейчас в гробу переворачивается... Еще пример. При дедушкиной жизни два раза была издана книга «Русская культура», которой дедушка очень гордился, — она была хорошо издана, с большим количеством иллюстративного материала. Он сам утвердил порядок глав и все иллюстрации. А одна статья им была написана совместно с моей мамой. Сейчас эта книга переиздается. И из нее изымается статья «Слово о Киеве»... Я ничего сделать не могу, потому что не наследник авторских прав.
— А у кого же тогда все права?
— У моей двоюродной сестры. Дело в том, что моя мама давно умерла — когда я еще в школе училась, а ее сестра, тетя Мила, к которой перешли все права, умерла уже после смерти дедушки и бабушки. И теперь наследница всех прав — ее дочь. Но проблема в том, что она живет на Западе, здесь почти не бывает... Моя двоюродная сестра — советолог, занимается, к примеру, историей генерала Лебедя. Мы с ней стоим на разных политических позициях. Я живу здесь и считаю себя патриоткой, а она зарабатывает деньги тем, что ругает нашу страну.
— И что бы сказал по этому поводу Дмитрий Сергеевич, будь он жив?
— Даже не знаю. Она уехала в 1982 году — они с мужем, тоже советологом, работали на «Радио Свобода»... И чем с большим жаром они ругают нашу страну, тем больше у них бонусов, тем больше возможностей получить гранты. Кстати, когда моя двоюродная сестра продавала дачу в Комарове, где жил дедушка, то предложила местным краеведу и библиотекарю забрать то, что они захотят. И когда те стали разбирать вещи, то обнаружили альбом, который сделал дедушка, — в нем были воспоминания о моей маме. Главным образом о том, как она стала ученым, как она работала, как защищала диссертацию — одну, вторую, как работала в Эрмитаже. Мама занималась византийским искусством. На альбоме его рукой написано: «Зине и ее детям» — мне его потом передала краевед Ирина Снеговая, а я даже не знала, что он об этом писал... Это одна из лучших его вещей — написана с большой болью, с большой страстью и очень искренне. Я решила ее опубликовать и принесла в «Звезду», но мне сказали, что могут напечатать только отрывки. Буквально накануне столетия дедушки мне удалось этот альбом издать полностью. Я обратилась в журнал «Наше наследие», и главный редактор Владимир Енишерлов сказал, что берет все, без купюр, что ничего цензурировать они не будут. И эти воспоминания Дмитрия Сергеевича о моей маме, последнее из неопубликованного, вышли в журнальном варианте.
А где оксфордская мантия?
— Зинаида, а что стало с остальными вещами Дмитрия Сергеевича, где они сейчас находятся?
— Я бы очень хотела, чтобы был Фонд Лихачева, чтобы все вещи были собраны в одном месте. Но, к сожалению, этого не произошло. Все его вещи расписали по разным фондам — ордена к орденам, мебель к мебели, фотографии к фотографиям, документы к документам. Вначале предполагалось, что в Румянцевском особняке будет постоянная экспозиция, посвященная Дмитрию Сергеевичу, — но ее нет и, думаю, уже не будет. Что меня особенно расстроило, так это то, что после передачи туда дедушкиных вещей, года через два, мне позвонили из музея школы Карла Мая — а это народный музей, и у него нет музейного статуса — и сказали: «Приезжайте заберите то, что вам нужно». Я приехала и увидела дедушкины вещи, которые были разделены: грамоты в одном месте, ордена в другом, не было описи.
— А какова судьба мантий, в том числе и такой, какая была у Ахматовой, — мантии почетного доктора Оксфорда?
— Три мантии мы отдавали в Музей истории города. У меня есть очень большое желание пойти посмотреть, там ли они находятся.
От «Ленинграда» до «Монблана»
— Дмитрий Сергеевич много писал о сохранении «небесной линии города на Неве». Сегодня, когда видишь элитные комплексы — «Аврору» и «Монблан», — о таком уже не скажешь. А тогда исторические здания мог спасти его авторитет...
— Тогда тоже разные ситуации были. Когда строили гостиницу «Ленинград», снесли Пироговский музей. Предполагалось, что это будет очередная высотка, но ее удалось все-таки положить «на бок». И мой папа, тогда молодой архитектор, Юрий Курбатов работал в мастерской Сергея Сперанского, которая занималась проектированием этой гостиницы. А дедушка резко и много выступал в печати против ее строительства, и папе пришлось уволиться с работы — на него стали косо смотреть. Был еще безумный проект поворота северных рек, который серьезно обсуждался. Дедушка и против него резко выступал, и против вырубки деревьев в Царском Селе, и здесь, в Петербурге, ведь целые истории были связаны с Летним садом — его периодически хотели реконструировать под эпоху XVIII века... Помню, как мы ездили на дачу через Сестрорецк, а там, на берегу Разлива, стояла чудная изба петровского времени. Дедушка к ней подходил, гладил ее, сделал массу фотографий, а затем разослал письма в разные места — в них он объяснял, почему избу нельзя трогать. Но через два месяца ее снесли. Он сильно сокрушался, говорил, что вот, я попросил, чтобы ее сохранили, а ее взяли и разрушили... Кстати, на ее месте так ничего и не построили.
Культ застолья
— Зинаида, мы знаем, помним, каким верным защитником города был Дмитрий Сергеевич. А каким он был в семье, какие у вас были традиции?
— Бабушка очень хорошо готовила, и в некотором смысле у нас была традиция: если человек пришел в дом, то его обязательно нужно накормить... Мне приходилось бывать в домах многих уважаемых людей — придешь по делу, тебя посадят где-нибудь на веранде и даже чашки чая не предложат. У нас же, можно сказать, был культ застолья — всегда всех кормили, поили: приходили ли незнакомые люди, или же дети из близлежащей школы, где был драматический кружок, который дедушка патронировал. У нас были гости практически каждый день — прихожу из школы и слышу какие-то голоса. Однажды услышала до боли знакомый голос — это был Юрий Сенкевич, ведущий «Клуба путешественников». Запомнила и Льва Николаевича Гумилева... Вот насколько люди того времени — крупные, не разменивались по мелочам. Например, дедушка и Гумилев стояли на абсолютно разных научных позициях, тем не менее они были дружны. Дедушка всегда поддерживал Гумилева, давал хорошие рецензии на его книги — считал, что нужно, чтобы Лев Николаевич писал, чтобы он попал на телевидение. Я знаю, что дедушке предлагали вести программу, а он сказал, что будет участвовать в ней вместе в Гумилевым, чтобы вместе спорить...
…Дмитрий Сергеевич всегда работал — даже в блокаду постоянно ходил в Пушкинский дом…
— Ну, наверное, его тогда, как человека науки, поддерживали дополнительным пайком?
— Конечно, их поддерживали — был стационар в Доме ученых. И весной, когда он стал дистрофиком, его определили-таки в стационар и там немного подкормили. Дедушка ожил, и мама рассказывала, что он ей и ее сестре Миле — они были близнецы — нарисовал двух бабочек: капустницу и крапивницу.
— Они сохранились в вашем семейном архиве?
— Нет, зато сохранились абсолютно все семейные альбомы со старинными фотографиями, они находятся у меня — и потому что я любитель фотографий, и потому что родственникам, живущим в Англии, они не понадобились. К сожалению, многое было утрачено — несколько лет назад обокрали мою квартиру, украли раритетные вещи — драгоценности бабушки: они видны на фотографиях, но у меня их нет. Кстати, бабушка была из простой семьи, родилась на юге России — в Новороссийске, хотела быть врачом, но не смогла получить высшее образование. Потому что в 19-м году, когда ей было 13, умерла ее мама и пришлось маленькими братьями заниматься. Потом ее семья переехала в Ленинград, а она устроилась на работу в издательство Академии наук — корректором.
— И там она познакомилась с дедушкой?
— Да. Дедушка пришел туда наниматься на работу — стоял октябрь, а у него были белые парусиновые туфли, начищенные мелом, то есть обувь, как вы понимаете, не по сезону. Потом он рассказывал, что ему в лагере так надоели сапоги, что он предпочитал ходить в легкой обуви, лишь бы их не носить. Словом, бабушка и подруги, когда его увидели, стали просить начальника: «Возьмите его на работу...» — они подумали, что он нищий, у него большая семья, много детей...
Мог и палку швырнуть
— Зинаида, когда речь заходит об интеллигентности, всегда вспоминают вашего дедушку...
— Он был человек с характером, где-то даже жесткий человек — мог и крикнуть, и палку швырнуть. Но разве можно чего-то добиться, не имея характера? А он очень много работал, фанатично был предан своему делу, ни на что не разбрасывался... Когда дедушка с бабушкой умерли, меня к себе пригласил Даниил Гранин и первое, что он спросил: «Дедушка бабушке изменял?» А я ему ответила: «Вы знаете, Даниил Александрович, у дедушки просто не было на это времени».
— Наследие Дмитрия Сергеевича — очень большое, все ли труды его вы прочитали?
— Нет, конечно, я прочитала не все, читать древнерусскую литературу сложно. На мой взгляд, очень интересные вещи — «Смеховой мир Древней Руси» и «Воспоминания». А вот «Письма о добром и прекрасном» мне совсем не нравятся, чувствуется такое моралите — меня это коробило. И я дедушке об этом говорила. Он на меня сердился, даже прикрикнул. А я ему: «Извините, не могу «Письма» читать — это какой-то «сюсюк». Он сам очень любил это слово.
— Дмитрий Сергеевич много писал — на разные темы, одна из статей — о воровском жаргоне. А сам он никогда не позволял себе крепкого словца?
— У него есть статья о воровском жаргоне — он опубликовал ее на Соловках, в журнале, который там издавался. Сам же никогда не выражался, он не выносил какой бы то ни было брани, арго, просторечия — для него это было невозможным! Точно так же, как и карты, — его вторая статья была «Картежные игры уголовников». Но у нас дома никогда не было карт: нельзя было играть, гадать... Один раз дедушка приехал домой и застал меня врасплох — когда я с друзьями играла в дурачка. Мне очень попало за это.
Лихачевы — потомственные почетные граждане
— Зинаида, а кто были ваши предки, откуда пошел род Лихачевых?
— Все предки наши были купцами — они приехали из Солигалича. У одного из Лихачевых был свой магазин на Невском проспекте, около Армянской церкви, — этот магазин торговал оружием, он даже есть на «Панораме Садовникова». И во время Русско-турецкой войны мой прапрапрадедушка один из полков полностью вооружил, за что получил звание потомственного почетного гражданина. А другой мой прадедушка до революции работал главным инженером Печатного двора...
— Вы до последних дней общались с Дмитрием Сергеевичем. Скажите, он о чем-то сожалел в конце жизни?
— Он сожалел, что так и не услышал Маяковского, Есенина, когда они выступали в Петрограде. Он тогда был очень занят — учился в Университете. Он мог поближе сойтись с обэриутами — в его школе учился Введенский, они даже были в одном литературном кружке. Дедушка сожалел, что не занимался музыкой — у него нет слуха, — вот его брата Юру родители учили играть на фортепиано, а его — нет.
— На ваш взгляд, какому правилу он следовал всю свою жизнь?
— «Береги честь смолоду». Этому правилу и я стараюсь следовать.
Фото Натальи ЧАЙКИ
