Газета выходит с октября 1917 года Sunday 22 декабря 2024

Орешек знаний

Уже в который раз посещаю тюрьму Трубецкого бастиона в Петропавловской крепости — и не нарадуюсь. Казалось бы, тюрьма — место скучное и монотонное. Но здесь то и дело открываются новые выставки, возникают замысловатые сюжеты.

Уже в который раз посещаю тюрьму Трубецкого бастиона в Петропавловской крепости — и не нарадуюсь. Казалось бы, тюрьма — место скучное и монотонное. Но здесь то и дело открываются новые выставки, возникают замысловатые сюжеты.

10 ноября здесь открылась выставка «История библиотеки Шлиссельбургской крепости в конце XIX — начале ХХ века». 4-я статья инструкции об условиях содержания арестантов подтверждала право на чтение — при том что все прочие пункты подчеркивали строжайшую изоляцию. Когда твои перемещения ограничены прогулкой по тюремному дворику — такого рода умственные и духовные путешествия, должно быть, начинаешь ценить особенно высоко. И ведь библиотека-то была огромной: 10 000 томов.

А если учесть, что в Шлиссельбургской крепости, или Орешке, в свое время были заключены Михаил Бакунин и брат Ленина Александр Ульянов, Вера Фигнер и Николай Морозов, — тюремная библиотека, вероятно, становилась настоящим источником оппозиционных мыслей.

В Трубецком бастионе была, кстати, своя библиотека, видимо — не менее замечательная. От нее остались только воспоминания, но зато — крайне положительные. Лев Давидович Троцкий, например, вспоминал, что нигде ему так хорошо не работалось, как в стенах Трубецкого бастиона, — благодаря библиотеке. Из всех десяти тысяч сохранилось около 550 книг. А для выставки подобрана всего лишь одна, правда большая — витрина. Книги сохранились прекрасно. В неярком свете видны какие-то чернильные пометы на страницах. Кажется, это автографы читателей, в том числе и знаменитых узников Шлиссельбурга. А названия самих книг — Гете. Байрон. Кант. Данте. Карамзин... И даже учебник Людвига Заменгофа по языку эсперанто.

Подробности мне рассказала Галина Игнатьева, заведующая научным сектором Шлиссельбургского филиала Музея истории города.

— Галина Петровна, мы знаем, кто из знаменитых узников что читал. Можно ли сказать, что заключенные больше занимались самообразованием? Или, наоборот, читали просто «для души»?

— Заключенные в крепости были разных категорий. Из тысячи человек, находившихся там, — две трети были уголовниками. Часто это были совершенно необразованные люди. И под влиянием общения с образованными политкаторжанами они стали учиться грамоте. Чтобы это закрепить, они переписывали в свои тетради самое легкое — стихи. Пушкина, Лермонтова, Надсона, Апухтина — всех поэтов. И в том числе — своих предшественников, заключенных крепости Фигнер и Морозова. Это, конечно, было особенное чувство для заключенных — брать в руки книгу человека, сидевшего в этих же стенах.

 

Галина Петровна Игнатьева рассказала о литературных вкусах знаменитых узников.

 

 


К философии тоже был очень велик интерес. Шопенгауэр, Ницше, Кант, Спиноза, Декарт — казалось бы, чтение тяжелое. И тем не менее один из заключенных в воспоминаниях пишет, что если бы он раньше познакомился с Декартом — может быть, иначе вел бы себя в жизни.

Были учебники иностранных языков: некоторые заключенные выучили по нескольку языков, сидя в крепости.

— Получается настоящий университет.

— Да, это и был своеобразный университет. Были не только книги — были и люди, которые хотели заниматься, продвигать эти книги в камеры, в темные уголовные массы.

— А власти как относились к этому порыву? Как к просвещению или как к опасному орудию, которое попадает не в те руки?

— Власти думали по-разному. На художественную литературу, книги по ремеслам и даже философию смотрели спокойно. Против Спинозы никто не протестовал. Но ведь заключенные хотели иметь и запрещенные книги! И книги к ним попадали через переплетную мастерскую, где тоже работали заключенные. Там попросту заменялись обложки.

— А о вкусах известных заключенных можно ли что-то сказать?

— Ну, например, Владимир Осипович Лихтенштадт, бывший одним из самых образованных людей, и не только в Шлиссельбургской крепости, где он провел 10 лет, — его увлечением был перевод на русский язык трудов Гете. Ожидая смертного приговора за участие во взрыве дачи Столыпина, он и в тюрьме занимался переводом: переживал только, успеет или нет.

— И... успел?

— Да. Ведь смертный приговор был заменен пожизненным заключением — как раз в Шлиссельбурге. А в 1917 году его освободили. Погиб он уже на полях сражений Гражданской войны...

Фото Натальи ЧАЙКИ

↑ Наверх