Сергей Слонимский: Только «Кошкой» я и известен
Композитор Сергей Слонимский, особо не избалованный вниманием прессы, недавно стал ньюсмейкером: в Эрмитажном театре он получил «Балтийскую звезду» — памятный знак в форме звезды, диплом лауреата и денежную премию.
Композитор Сергей Слонимский, особо не избалованный вниманием прессы, недавно стал ньюсмейкером: в Эрмитажном театре он получил «Балтийскую звезду» — памятный знак в форме звезды, диплом лауреата и денежную премию. После чего решил порадовать публику вальсом собственного сочинения из балета «Волшебный орех». А «Вечёрку» — эксклюзивным интервью.
«Республика ШКИД» кормит до сих пор
— Сергей Михайлович, задам модный вопрос: как вы считаете, кризис музыки коснулся?
— У нас полным-полно людей — молодых, среднего и старшего поколения, — у них совершенно кабинетное представление о симфонической музыке! Есть музыканты и студенты, которые считают, что симфоническая музыка — академическая, она никому не нужна. Это неправильно! Ну да, конечно, если из телевизора попса льет каждый день, то люди будут думать, что престижно ходить на эти концерты. Пускай ходят, но этого мало...
— Но ведь попсовая музыка — бизнес, она приносит хорошие доходы...
— Да, кто-то на этом прилично зарабатывает. И это всегда было — скажем, киномузыка была бизнесом, а сейчас, надо полагать, кто-то зарабатывает на сериалах.
— А вас наверняка кормила «Республика Шкид». Может быть, и сейчас кормит?
— Да, кормит до сих пор. Довольно много приходит за то, что мне меньше всего стоило труда! Правда, там честная работа была и идея добрая — сделать людей из вахлаков. Фильм хороший. Но меня в основном знают как композитора, который написал песню про кошку.
— Не печальтесь, зато вы и ваш отец — известный писатель — были знакомы с Леонидом Пантелеевым, написавшим «Республику Шкид».
— Да, это был замечательный человек, крупный писатель — я его очень хорошо запомнил, он дружил с моим отцом. И я с ним общался — ему очень нравилась музыка к «Республике Шкид». К сожалению, только музыка, потому что он считал, что персонажи фильма не похожи на реальных... Он не мешал творческому процессу, но, я знаю, он опасался, что сын его друга Сережа не сможет написать мелодию. Тогда я попросил у него несколько дней (дело было в Доме творчества писателей, там в столовой стояло пианино) — и сочинил «По приютам...». Мы встретились, я ему пообещал, что откажусь писать дальше, если ему не понравится мелодия. Спел «По приютам...» — он просветлел и произнес: «Это то, что я забыл!» Потом сказал мне, что надо «Кошку» сочинять. Я ему и говорю, что это вообще-то фокстрот (поет по слогам): «У ко-шки че-ты-ре но-ги... По-за-ди у нее длинный хвост...» — «Нет-нет, а я знаю жалостную», — упорствовал Пантелеев. И я сделал жалостную. И он опять воскликнул: «Это то, что я забыл!» Он считал, что эта музыка точно в характеры и в эпоху попадает.
Извините, «Деревянные костюмы» — это мое
— Но этот текст песни, которую поет Мамочка, — довольно примитивный. Вас, серьезного композитора, можно сказать, живого классика, это не пугало?
— Так это же характеристика вот этих мальцов — я же видел реальных людей! А с моим последующим фильмом «Интервенция», которую поставил Геннадий Полока, вышло совсем смешно. Наследники Высоцкого взревновали — они посчитали, что какой-то композитор не мог написать такие мелодии, которые сам Высоцкий пел, и стали приписывать мои мелодии ему. Мне, конечно, лестно, но, извините, это я сочинил и «Деревянные костюмы», и «Гром прогремел, изоляция идет», были еще и не вошедшие в фильм — «До нашей эры соблюдалось чувство меры». Меня, честно говоря, возмутило, что юрист наследников Высоцкого запретил издание этих песен под предлогом того, что, наверное, знаменитый бард в уши напел композитору. Но я не нуждаюсь в том, чтобы мне в уши напевали! Мне никто эту «Кошку в четыре ноги» и «По приютам я с детства скитался» не напевал... Просто редкий случай, что Владимир Семенович выучил не свою музыку — она ему понравилась. Вот такое презрительное представление о нас — что мы песенку не можем сочинить — это же смешно!
— Ну симфонию, поди, легче сочинить, чем «Песенку Бродского»?
— Вы знаете, мне было легче сочинить «Песенку Бродского» и «У кошки четыре ноги» — это заняло минут десять. Сразу пишется, сразу сочиняется. Конечно, надо настроиться на определенный лад, в образ войти... Но такие выпады ведут к одному — большой труд принизить, а то, что раньше называлось халтурой, возвысить.
— А халтурщиков развелось — мама не горюй...
— Они теперь все звезды! И зажрались немножко. Нехорошо, что показывают все эти светские хроники, которые рассказывают, какие они богатые, сколько десятков тысяч евро на жратву тратят, на туалеты — это же стыдобушка! А народ живет или впроголодь, или еле-еле сводит концы с концами — что в городе, что в деревне.
— Но президент и премьер намекают, что надо вести себя скромнее...
— Конечно. Не надо никого возвеличивать, толпы вокруг себя собирать — Москва гордится этим, хвастается. Но мне кажется, это стыдный момент, когда вся страна опять находится в состоянии тревожного ожидания нищеты, которую мы, трудовые люди, переживали уже много раз в своей жизни. Хвастаться богатством людям, которые не останутся ни в истории культуры, ни в истории страны, нечего. у каждого творческого человека были в свое время меценаты. Но эти меценаты — кто были? Образованные Мамонтов, Третьяков, Дягилев — люди, которые разбирались и сами могли выбрать Скрябина, без подсказки.
В моем возрасте стыдно быть одноразовым автором
— Недавно страна отмечала 200-летний юбилей Гоголя — проводили музыкальный фестиваль в его честь... Вы внесли свою лепту?
— Я люблю самого Гоголя, а не заказы на гоголевские темы. Раньше это называлось «датские» оперы или «датские» пьесы, то есть подготовленные к дате. Из того, что написано по Гоголю в области музыки, люблю Мусоргского, его «Женитьбу» и «Сорочинскую ярмарку», и «Нос» Шостаковича... Конечно, оперу Чайковского «Черевички» — это же писалось не по заказу и не ради денег.
— А фильм Бортко «Тарас Бульба» видели?
— Нет. И не уверен, что его посмотрю... Мне кажется, что Бортко в «Мастере и Маргарите» убрал главную идею, что всякая власть — это насилие над людьми. У него власть ни в чем не виновата, а виноваты какие-то управхозы, руководители варьете — словом, такие мелкие гаденыши. А это философский роман, там огромную роль играет линия Иешуа... Я в 1972 году написал оперу на эту тему, но она была запрещена почти на тридцать лет — ее премьера состоялась только в 2000 году в Германии. А запрещена она была именно потому, что там не понравилась мысль — власть есть насилие над людьми.
— Что же, вам, профессору Санкт-Петербургской консерватории, так трудно пробиться со своими сочинениями?
— Конечно! У меня все исполняется по одному разу! Вот мою Симфонию № 14 играли в Филармонии, вроде был аншлаг, но сыграли один раз. А год назад играли оперу «Антигона» — и опять один раз... У меня всегда теперь первое, оно же и последнее исполнение, хотя в моем возрасте уже стыдно быть одноразовым автором. Я хочу сказать, что наших питерских композиторов никто не поддерживает: они умирают, и умирает их музыка. Я вот этим сейчас и занимаюсь — устраиваю своими силами бесплатные концерты, уговариваю исполнителей играть, чтобы звучала музыка учителей наших.
— Хотелось бы, чтобы чаще звучали и ваши произведения — вы не пробовали у нас устроить премьеру «Мастера»?
— Ну кто это будет делать! Это же нужен новый свободный оперный театр — свободный от всякого рода конъюнктуры. Так что моя опера «Мастер и Маргарита» прозвучала несколько раз в Германии, в Москве и Петербурге в концертном исполнении, да и то в годы перестройки. Вот так, только «Кошкой» я и известен (улыбается).
Фото Натальи ЧАЙКИ
